"...Я шёл с батальоном 5-й пехотной дивизии. Мы добрались до моста, ведущего в центр Лейпцига. Первые отряды уже шли по нему, и мы опасались, что немцы с минуты на минуту его взорвут. На углу рядом с мостом стоял роскошный четырехэтажный жилой дом. Я забрался на последний этаж, чтобы проверить, станет ли последняя фотография пригнувшихся к земле и рвущихся вперед пехотинцев последней моей фотографией с этой войны. Квартира оказалась открыта. Пятеро американских солдат устанавливали пулемет, с помощью которого они собирались прикрывать войска, переходящие через мост. Через окно стрелять было трудно, поэтому сержант и один из солдат вытащили орудие на открытый, ничем не защищенный балкон. Я наблюдал за ними, стоя у двери. Поставив пулемет, сержант вернулся. Молодой капрал нажал на гашетку и начал стрелять.
Последний солдат, стреляющий из последнего пулемета, мало отличался от первого и любого другого. К тому времени, когда фотография доберется до Нью-Йорка, никто не захочет публиковать снимок обычного солдата, стреляющего из обычного пулемёта. Но у этого парня было чистое, открытое, молодое лицо, а его орудие продолжало убивать фашистов. Я вышел на балкон и, стоя в двух ярдах от капрала, навел камеру на его лицо. Щелкнул затвор – моя первая фотография за несколько недель. И последняя фотография, на которой этот мальчик еще жив.
Напряженное тело пулеметчика обмякло, и он упал в дверной проем. Лицо его не изменилось, если не считать маленького отверстия, появившегося между глаз. Рядом с головой появилась лужа крови, его сердце больше не билось. Сержант пощупал его запястье, переступил через тело и схватился за пулемет. Но стрелять не пришлось – наши уже перешли через мост. У меня была фотография последнего убитого. В последний день погибли лучшие. Но живые о них быстро забудут."
Прикрепленные изображения