Перейти к содержимому

Аукцион и форум предметов истории



 


«Где-то далеко, под Кандагаром…»


  • Авторизуйтесь для ответа в теме
Сообщений в теме: 3

#1 ww2.ru

ww2.ru

    Младший унтер-офицер

  • Член клуба форума
  • Состоит в клубе 5 лет 6 месяцев
  • 301 сообщений
  • На форуме: c 2017 г.
  • Город:Москва
  • Россия

Отправлено июл 04 2019 16:42:28

Наткнулся в интернете на интересную статью про военного летчика, любителям военной истории будет интересно почитать...
 
_________________________________________________________________________________
post-113413-0-14227600-1562248205.jpg
«Где-то далеко, под Кандагаром…»

Вячеслав Емшанов – мой однополчанин. Вернее, это я – его однополчанин, потому что пришел в 398-й отдельный вертолетный полк осенью 1985 года лейтенантом-двухгодичником сразу по окончании авиационного института. А через месяц в полк вернулся из своей первой афганской командировки в Кандагар капитан Емшанов – кадровый офицер, военный летчик, командир военно-транспортного вертолета Ми-8. Через год я ушел в свой Афганистан – в Шинданд, а капитан Емшанов отправился в Чернобыль, но сразу после чернобыльской командировки снова прибыл на ту войну, теперь в Джелалабад. «Афганцы» знают, что такое Кандагар и Джелалабад, – какое там было пекло, и в климатическом, и в военном смыслах. И в то же время это была ежедневная тяжелая работа. Спустя годы, уже выйдя в отставку, майор Емшанов напишет об этой работе просто, без пафоса, в лучших традициях военной мемуарной прозы.

К 30-летию со дня вывода Ограниченного контингента советских войск из Афганистана наш журнал публикует, пусть и в сокращении, эти записки военного вертолетчика, – и я не могу пожелать читателям приятного чтения, потому что автор этих записок покажет вам настоящую войну.

 

Игорь Фролов,

старший лейтенант запаса,

борттехник, воздушный стрелок вертолета Ми-8 (1985–1987 гг.)

 

 

 

Военная эстафета

 

В конце февраля 1984 года в наш 398-й вертолетный полк, расквартированный в поселке Магдагачи Амурской области, привезли «эстафетные палочки». Так называлась программа подготовки и замены в Афганистане летного состава – «Эстафета». На этот раз требовалась эскадрилья Ми-8 количеством в 22 экипажа. Начали утрясать списки. Основу составила наша 1-я вертолетная эскадрилья во главе с подполковником Устиновым Сергеем Афанасьевичем. Как всегда, кто-то заболел, кто-то не смог, кого-то не успели ввести в строй, так что не обошлось без участия летчиков 2-й эскадрильи (уже воевавших в Афгане). Март – апрель прошел в полетах. Нас – молодых пилотов – ускоренно «подтягивали» до уровня готовности к боевым действиям днем в сложных метеоусловиях и ночью – в простых, одиночно и в составе пар. В мае всех отправили в отпуск. Собрались все к началу июля. Нас расписали по экипажам, парам, звеньям. Я был назначен ведомым к капитану Юрию Михайловичу Наумову, в звено к капитану Александру Николаевичу Шипунову. Числа десятого июля мы погрузились в самолет и полетели переучиваться всей эскадрильей в г. Торжок на новую боевую технику – Ми-8МТ. Две недели теории, по часу дали подлетнуть. Кабина совсем другая, новая электроарматура, новое оружие, новый высотомер, ДИСС-15 (Доплеровский измеритель скорости, сноса), хвостовой винт тянущий. Машина значительно мощнее, приемистость (время выхода двигателей с режима полетного малого газа на взлетный) с 15 сек. на Ми-8МТ уменьшили до 9 сек. Только некоторое впечатление дубоватости ручки управления (видимо, жестковатые загрузочные пружины).

emshanov-1.jpg?itok=bWOocE4w

1979. Довольный жизнью курсант 2-го курса

Вернулись из Торжка в Магдагачи. Короткие сборы на войну, и пятнадцатого августа весь полк построили на полосе, вынесли знамя. Было уже прохладно, по утрам +4. Все были в кителях. Командир полка пожелал боевых успехов и «живыми и здоровыми вернуться на родную Магдагачинскую землю».

Мелькнула под крылом Амурская область. Ил-76 везет нас в Узбекистан. К вечеру следующего дня сели на аэродроме Ханабад г. Карши. Сухой зной. +40 С. С крыльев капает конденсат. В воздухе висит пыльная дымка. День кажется желтоватым. Ночевка в казарме, на полу. Ночь душная. Аппетит пропал.

Утром нас перевезли вертолетами на аэродром Каган (пригород Бухары). Разместили кого-где. Я дня три прожил в учебном классе среди наглядных пособий гидро-, противопожарных, топливных и других систем. Здесь нам прочитали множество лекций о районе будущего пребывания, дали сделать несколько полетов – на горную площадку, в зону и т.п. Только я ничегошеньки не понял. Инструктор с местного полка вцепился в управление с прикриком «давай-давай, время, план». Только я собирался что-нибудь сделать сам – вертолет или уже валился вниз, или лежал в глубоком вираже (это инструктор гнал программу). Ребят поспрашивал – у всех так. Решили – ладно, на месте как-нибудь сориентируемся.

В Бухаре встретили День авиации. Хочешь – не хочешь, выходной. Поехали, посмотрели старый город, медресе, крепость. Ничего особенного. Та же жара, пыльная глина, орудия пыток – не восхищает.

Через неделю после Бухары перевезли в Чирчик показать нам горный полигон. Красивый город Чирчик – везде зелень, арыки, прохлада. Полигон не помню. Поднялись куда-то под облака, вышли на боевой курс. Инструктор кричит: «Видишь?» Я – «Нет!», – «Видишь?» – «Нет!» – «Стреляй быстрей, сейчас проскочим!» Стрельнул. Куда улетела, не видел. Ладно, и с этим придется «на месте».

27 августа поднялись в 4.00, быстренько поели, собрались и поехали в Тузель проходить таможню и грузиться в самолет. Закрылась рампа – прощай, Родина!

Через два часа наш Ил-76 начал снижение в Кандагаре. Наконец – тишина. Открывают рампу. В лица дохнуло, как из духовки. Нас встречают, аж подпрыгивая от счастья, ребята, которых мы меняем. Среди встречающих наши магдагачинцы – Серега Захаров, Толя Гуртов, маленький, черный, как чертенок, Саня Томах, Вячеслав Чадаев… Приехал и командир полка полковник Горшков Вадим Григорьевич. Среднего роста, с копной сильно седых волос, с властным голосом и жестом, он произвел впечатление… Кратко обрисовал нам ситуацию. Мол, сейчас полк участвует в очередной операции, все расскажем и научим, а пока – устраивайтесь.

 

 

Место работы

 

280-й отдельный вертолетный полк с первых дней войны – в Афгане. С января 1980 года. 4 эскадрильи. Первые две Ми-6 (контейнеры), третья (наша) Ми-8 (пчелы), четвертая Ми-24 (шмели). Кроме того, вместе с нами базировались две-три эскадрильи ударных самолетов. Сначала это были Миг-23 (грифы) и Су-17 (стрижи) – истребители-бомбардировщики. После добавились еще и Су-25 (грачи) штурмовики.

Аэродром был хорош. ВПП (взлетно-посадочная полоса) – 80х3300 м, асфальтно-битумная, очень ровная, с широкими рулежками, сточными канавами – американцы сделали на совесть.

Наш городок находился километрах в 2-3 от летного поля и стоянок. Кроме нашего городка, были городок мотострелковой бригады, госпиталь, гауптвахта, прокуратура, банк, виллы афганских советников, авиационный афганский полк. Оба военных городка огорожены «колючкой» и охранялись, аэродром – тоже. Кроме того, все это было заключено в один огромный круг обороны с электрозащитой, минными полями и через 200-300 метров блокпостами. Изнутри авиабаза прикрывалась артиллерийскими батареями и батареями залпового огня «Град» и «Ураган». Ну а защита сверху ложилась на авиацию, на «пчел» и «шмелей».

В сам город Кандагар мы никогда не ездили, кстати, он находился в 25-30 км к западу от нас, за горушками. О его красотах сказать ничего не могу. Знаю только, что основан он был, как и Кабул и Герат, еще Александром Македонским. Город делит надвое горная гряда. Через город течет река Аргандаб, сливаясь ниже с речкой Дари. Для реки Аргандаб в скале пробит туннель. Речки эти питают всю окрестную зелень – виноградники, поля, деревья, окраинную кишлачную зону. Зона эта и есть так называемая «Кандагарская зеленка». Именно там, в кишлаках Талукан, Зангабад и др., душманы скапливали оружие, переправленное через пустыню, готовили кадры и упорно нам сопротивлялись.

Кстати, о пустыне. К югу от Кандагара шириной километров 150-180 и глубиной 200 км и далее в Пакистан уходит пустыня Регистан – огромное красное песчаное море. Высота барханов достигает 10-этажного дома и выше.

Это тоже поле нашей деятельности, причем активной. Границы между Афганистаном и Пакистаном в пустыне существуют лишь на картах. Душманы наладили снабжение через пустыню с помощью караванов и на машинах. Основная «лошадка» – иранский «Симург». Легковая кабина на два-три человека, сзади кузов на 1,5-2 тонны, высокий клиренс и большие, как у Джипа, колеса. За сиденьем водителя устанавливался бак для увеличения дальности, а в кузове – обычно пулемет ДШК (Дегтярев-Шпагин крупнокалиберный – 12,7 мм) на треноге.

emshanov-2.jpg?itok=pkmL4Afa

1982. Магдагачи, борт №22, с Ваней Смыковым

Большей части машин удавалось за ночь проскочить пустыню, но находились «торопливые» с вечера и «опаздывающие» с утра – эти в основном и были нашей «добычей». По всей пустыне валялись сгоревшие машины.

Ежедневно наша ударная авиация наносила 2, 3, 4 бомбо-штурмовых удара по бандформированиям, расположенным до 250 км от Кандагара – как на равнине, так и в горах. На нас (нашу эскадрилью) возлагалась задача по ПСО – поисково-спасательное обеспечение этих ударов и фотографирование результатов. Пара вертолетов обычно вылетала за час, час + 20 минут до назначенного времени удара. Если ставилась задача, ведущий подсаживался к нашим агентурщикам, брали на борт предателя с переводчиком. Предатель показывал пальчиком – какой дом бомбить, штурман сбрасывал САБ (светящаяся авиабомба) без парашютов. САБ горел на земле белым дымным факелом. Через минуту после сброса САБ пара вертолетов уже была в 3-5 км в стороне, а на факел САБа истребители-бомбардировщики валили бомбы. Минут через 10-15, если все целы, ведомый с большим фотоаппаратом на створках шел и снимал результаты удара. Ну а если кого-нибудь из истребителей сбивали – обязанностью пары Ми-8 было вытащить сбитый экипаж. Слава Богу, это случалось не часто.

Кроме того, круглосуточно на аэродроме дежурила пара Ми-8 – поисково-спасательное обеспечение и звено Ми-24 – как средство немедленной огневой поддержки. Рядом с модулем дежурных сил зачем-то постоянно дежурил танк Т-62 с экипажем.

Все это и многое другое мы быстренько изучили, пока меняли ребят. Через 5 или 6 дней они погрузились в самолет и отбыли домой. А мы остались выполнять задачи и жить в Афганистане.

 

 

О людях и о жизни

 

Быт был скромен, но функционален. Жили мы в фанерных модулях, привезенных из Союза. В комнатах по 4–6 человек. В нашей жило 6 человек. Две двухъярусные койки и две «одиночки». На окнах, на дверях – трофейные занавески. Антресоли для чемоданов, шкафчики для посуды, канцелярский стол, пара тумбочек, четыре стула. На полу в нашей комнате лежал линолеум. Основной источник жизни был, конечно же, кондиционер БК-1500. Мы его регулярно чистили, и он нас ни разу не подвел. Когда на улице было +47 С, в комнате было как в погребе (+19 С). Кто понимает – оценит, как приятно было «проболтавшись» целый день на жаре, уснуть ночью под одеялом.

Старший летчик (мой ведущий) капитан Наумов Юрий Михайлович носил кличку «Дед», хотя было ему тогда 29 лет. Был он 182 см роста, очень сильный (кандидат в мастера спорта по классической борьбе и по боксу). Характер он имел жесткий и спросить умел и с себя, и с подчиненных, но при этом был лишен высокомерия и барства. Юра отлично рисовал. В комнате он сразу красиво оформил график дежурства и уборки помещения – против каждой фамилии шел длинный ряд разделенных по диагонали клеток. Здесь же висел красный карандаш. Юра тут же взял тряпку и вымыл пол в комнате, а потом закрасил первый треугольничек. Доступно и демократично – все будут видеть, у кого меньше треугольничков, того и очередь. При этом Юра изрек известную с детства истину – «Чистота – залог здоровья». И ведь в комнате никто не заболел желтухой. На столе у нас никогда не валялась грязная посуда. Даже после нечастых пирушек, когда еще лень вставать, еще идет разговор, Юра первый вставал и молча начинал убираться. Тут уж рассиживаться было неудобно. В комнате всегда было сто грамм водки для гостей, кусок сала, консервы и сухари. Все праздники в комнате отмечались семейно.

Юра не был весельчаком, много не говорил, не любил пустозвонства, взгляд его был тяжелым, некоторые его побаивались. К 1984 году Наумов уже имел за плечами год работы в Кабуле ведомым у Сурцукова (ныне генерал-лейтенант авиации) и орден «Красной Звезды». Летал Наумов осмотрительно, но перед инструкциями не преклонялся, перешагивал через них при необходимости, не задумываясь, о ведомом он всегда заботился, особенно пока я не освоился. Но по мелочам не опекал.

Подполковник Наумов погиб через 15 лет, в 1999 году, во «вторую Чеченскую», будучи уже Героем России и кавалером пяти боевых орденов. Сгорел в вертолете после посадки в Ботлихском районе Дагестана – в вертолет влетел ПТУР (противотанковый управляемый снаряд).

Летчик-штурман Наумова – старший лейтенант Олег Тараненко, симпатичный, улыбчивый украинец, неконфликтный товарищ и грамотный штурман.

Мой летчик-штурман – лейтенант Анвар Сибагатулин, высокий, худой, желтолицый татарин с Термеза. Анвар отлично знал узбекский язык и временами был у нас за переводчика. Наша с ним подготовка оставляла желать лучшего, и мы оба учились. Взаимопонимание в экипаже тоже пришло не сразу, но через определенное время мы «притерлись» друг к другу и работали весьма слаженно.

Кроме нас четверых, в комнате жили два бортовых техника. Прапорщик Игорь Тугаринов – рыжий детина, родом из Белоруссии, Игорь отличался безалаберностью в быту, больше всех подвергался критике Наумова. Эксплуатировать Игорю досталось вертолет № 05. Этот вертолет имел собственную историю.

Когда экипаж в составе Хозяинова, Мельникова и Карпюка начал запускать двигатель на площадке где-то в горах – в лебедку прямо над входной дверью попал снаряд из безоткатки. Командира Василия Хозяинова слегка царапнуло сверху по черепу, борттехник Тарас Карпюк в это время пятился задом из пилотской кабины и ему осколки попали в ягодицы. Досадное вышло ранение – ни себе посмотреть, ни людям показать. Дыра в фюзеляже была 50х50 см. Усилиями техников все электрожгуты спаяли, на пробоину наложили огромную заплату. Вертолет благополучно пролетал с нами весь год и погиб уже при наших заменщиках.

Шестой житель комнаты – старший лейтенант Володя Бойко, невысокий брюнет с ворчливым характером и «детским» размером фуражки – 53. По штатному расписанию он числился у меня в экипаже, но с ним мне в Афгане летать не пришлось. Дело в том, что вертолеты в эскадрилье были разные – процентов 60 были старые, изношенные Ми-8Т (или «тэшки») и 40 % были относительно новые Ми-8МТ (или «эмтэшки»). Поскольку ведущий обычно сам садился на ограниченные, пыльные площадки, чтобы забрать раненого, высадить начальство, и вообще он выполнял основную работу, то обычно летал на «эмтэшке», ведомому давали что оставалось, ну и с учетом выполняемой задачи, конечно. Чаще всего это была «тэшка». Хотя у Виктора Теселкина, например, (борттехника) б № 39, была отличная, сильная, мягкая в управлении «тэшка».

emshanov-3.jpg?itok=70viCRHz

1984. Старший лейтенант Емшанов

В сентябре нам пригнали четыре новых – еще краска не просохла – «эмтэшек». С протектированными и заполненными пенополиуретановыми кубиками (заполнитель, предотвращающий взрыв бака и повышающий живучесть вертолета) баками. Володю Бойко назначили на б № 56. Если нам в пару назначали этот вертолет, то на нем летал ведущий.

Еще о быте. В каждой эскадрилье была построена своя баня. У нас была баня с бассейном, парилкой, душевой и прачечной. Специально выделены были прапорщик и два солдата обслуживать баню. Два раза в неделю, по средам и субботам, работала парная. Топилась баня керосином (на это мы не жалели). Температура была в парной 140–150 С. Чтобы сесть на полок, с собой брали специальные сидения из слоеной фанеры. Веники были эвкалиптовые – этого добра у нас много росло под окнами модуля. Душевая работала каждый день. То есть вечером смыть с себя грязь и пот имел возможность каждый. Но парная была у нас вроде праздников и выходных. И если мы мотались по Афгану с ночевками на чужих аэродромах, к парной всеми правдами и неправдами стремились попасть домой.

Через несколько дней после нашего прилета все задачи стали полностью «наши». Надо было работать. Командир звена Шипунов Александр Николаевич слетал со мной на правом сиденье в Калат. После полета еще уточнил: «Справишься?» И дал добро на самостоятельную работу. Несколько слов о Шипунове. Своего рода, Александр Николаевич был один у нас такой. Практически непьющий, педантично исполняющий все приказы и наставления. Шипунов никогда не загорал, шляпу-панаму носил с шиком, как мушкетер. К своим обязанностям относился добросовестно, я бы сказал – ответственно и мог замучить до невозможности, очень вежливо требуя какую-нибудь запись в тетрадке. Летчиком Шипунов был опытным и отважным. В 1982-м во время высадки десанта в Панджшерском ущелье в кабине у Шипунова взорвалось три зенитных снаряда, он получил более 70 (!) осколков, кровь с лица брызнула на приборную доску. Недрогнувшей рукой Шипунов привел вертолет на аэродром. И в дальнейшем, в сложной и опасной обстановке Александр Николаевич действовал исключительно мужественно.

Ведомым у Шипунова был пензенский татарин Мигдят Рустямович Матурин. Он был похож на абрека. Худой, жилистый, с большой лысеющей шишковатой головой. Крючковатый нос и пронзительные голубые глаза. К этому можно добавить Митькину манеру гортанно говорить, и образ «свирепого кавказца» готов. На самом деле Митька (как мы его ласково звали) был добрейшей души человек и всеобщий любимец.

 

 

Первые боевые

 

В начале сентября мы парой заступили дежурить в ПСО на аэродроме. В первую же ночь в 2.00 нас подняли на «первый батальон» за раненым. Первый батальон нашей мотострелковой бригады располагался по другую сторону (к западу) от Кандагара в степи. Вертолетная площадка там была маленькая – 70х70 м.

После взлета я отстал от ведущего. И машина была слабее, и ориентироваться пришлось непривычно – три строевых огонька сверху на хвостовой балке у ведущего (летали мы полностью без огней). Догнал ведущего только над площадкой первого батальона. Юра уже забрал раненого и взлетал. На этот раз я постарался не отстать и держался рядом до самого аэродрома. На аэродроме снова конфуз – упустил контроль над скоростью. После ближнего привода выяснилось, что скорость около 200 км/ч. Благо, мы были без огней, и никто не видел, как я «загнул» вираж над торцом полосы, чтоб плавно загасить скорость. Моих красных от стыда щек тоже никто не видел.

Днем также выяснилось, что у меня не очень со взлетами и посадками по-самолетному. Хорошо, что взлетная полоса была 80 м шириной – первые посадки получались слегка «по диагонали».

Примерно в эти же дни состоялась наша первая встреча с противником. Был такой вид боевых действий – в течение дня парой, под прикрытием пары Ми-24, погрузив по десять спецназовцев, мы носились на высоте 10–15 метров по путям вероятного движения душманских караванов или автомашин. В тот вечер мы ушли далеко на юг в пустыню – к пакистанской границе. В воздухе висела густая пыльная мгла. Видимость всего 1,5–2 км. На душманскую машину мы выскочили неожиданно. Я увидел, как от ведущего вертолета пошла в сторону машины пулеметная трасса. Но, видимо, Вася Голец (борттехник ведущего) торопился – в машину не попал. Юра сразу же отвернул в сторону, давая возможность стрелять мне и «двадцатьчетверкам». От волнения я, не проверив прицела и не предупредив экипаж, быстренько поймал машину в прицел и надавил на кнопку пуска ракет – вылетело их 32 штуки. Ну и, конечно, мимо. Дело в том, что днем мы летали на высотах 4,5 км и пытались стрелять с пикирования. На прицеле так и осталось стоять 80 тысячных. На предельно малых высотах же следует ставить 40 тысячных – практически стрельба прямой наводкой. Я этого не учел, и все мои ракеты образовали длинную «аллею» разрывов далеко с перелетом. Мало того, сидевший за пулеметом Витя Теселкин о чем-то задумался, а от моего залпа испуганно подпрыгнул и не успел ни прицелиться, ни пострелять. Я тут же отвернул вправо, вслед за ведущим. С любопытством высунув голову из-за бронеплиты, смотрел, как духи (на местном жаргоне так называли душманов) бегут от машины и головой вперед прыгают в песок. А вокруг них густо вскидываются фонтаны – шедшая в прикрытии «двадцатьчетверка» бьет из крупнокалиберного скорострельного пулемета. Пристроился к ведущему. Успели сделать несколько виражей, пока Ми-24 перемешивали духов с песком. Никакой вражды к противнику я тогда не испытывал.

Несколько раз слетали на обеспечение бомбо-штурмовых ударов истребителей. Набираем высоту, занимаю дистанцию 300*200 (обычно в правом пеленге – строй уступом вправо) и настраиваюсь на долгий (потому что скорость 150–160 км) однообразный полет. Будто висишь в воздухе, внизу голые, безлесые горы, изрезанные оврагами, такие же пустые долины – лунный пейзаж.

 

 

Первые трудности, первые радости

 

Режим работы в эскадрилье был поставлен, на мой взгляд, очень разумно. В 18.00 на общем построении всей эскадрильи ставилась задача парам на завтра. Например: паре Огородникова – обеспечение БШУ, паре Асташкина – перевозка в Лашкаргах, паре Гула – дежурство в ПСО на аэродроме, паре Наумова – по вызову, паре Коваля – выходной. Отдыхающих никто не трогал – можешь хоть с утра водку начать пить – твое дело, только по городку не бегай, не «светись».

Мы обычно использовали выходной с утра на постирушки, пока белье сохнет – позагорать, потом обед и спать, спать. Обычно рабочий день начинался с 4.00 утра. До двенадцати «успевали» налетать 4–6 часов. Все время ходили невыспавшиеся.

Наши техники с утра грузились в ЗИЛок и на весь день на аэродром. С утра, как рабочие муравьи, они возились на стоянке. Зарядить, заправить, обслужить прилетающие вертолеты, плановые и внеплановые замены агрегатов, и все это при +47 С. Для иллюстрации – бригада из нескольких человек за одну ночь произвела замену двух двигателей и главного редуктора на вертолете. Утром этот вертолет облетали, после обеда – на задание. Дома – в Союзе – подобную замену производили за три недели.

Руководил инженерно-авиационной службой (ИАС) в эскадрилье капитан Горовенко Владимир Васильевич. Невысокого роста, интеллигентной внешности – в очках, которые вечно запотевали и он их вечно протирал. Горовенко носился по стоянке как заводной. Жена передавала ему из дома запасные ботинки – за два месяца он изнашивал обувь до дыр.

В плане физической работы больше всего доставалось группе вооружения (или, как мы их звали, «агрессорам»). Во главе стоял старший лейтенант Владимир Соловьев. У него работали высокие парни – литовцы. По-моему, среди солдат у нас только их наградили боевыми медалями. После каждого вылета на каждый вертолет порой приходилось по восемь ящиков снарядов С-5, нужно было подвесить бомбы, принести несколько коробок с пулеметными лентами, зарядить кассеты с тепловыми ловушками. Кроме того, на них лежало обслуживание всего этого бортового оружия – чистка, смазка, ремонт. В общем, чтобы мы могли летать, выполнять боевые задачи, на нас работал огромный коллектив. Я не говорю о том, что все: бомбы, топливо, продукты – доставлялось в Кандагар автоколоннами, тяжким трудом, порой ценой человеческих жизней.

17 сентября мы обеспечивали удары истребителей. Под вечер удар был на западе, в районе Гиришка, по кишлакам в долине реки Гильменд. Мне для чего-то подвесили две ОФАБ-100 (стокилограммовые фугаски). После бомбежки истребителей мы тоже зашли на цель. Анвар долго смотрел в бомбоприцел, потом нажал «сброс». Я выглянул в блистер – бомба висит на месте, а вот блока с ракетами как не бывало. В чем причина – было неясно – выключили оружие и повезли бомбы домой (потом, конечно, разобрались – штурман просто перепутал на табло варианты).

Сергей Афанасьевич предложил мне назавтра отдохнуть, не летать (видимо, докладывал я слишком эмоционально).

emshanov-4.jpg?itok=YklhxzyW

1985. Полёт вертолётной «спарки»

На другой день все мои улетели, даже Анвар. Лежу на кровати. Заходит комсорг – старший лейтенант Владимир Онищенко. «Иди, – говорит, – в клубной палатке сейчас комсомольский актив полка будет, а наших никого – все разлетелись». Пришел, сел на скамейку, Володя рядом. «Иди, – говорит, – я тебя в президиум записал, посиди». Сел в президиуме, скучаю, жду, когда все это кончится. Рядом оказался комсорг полка. «Слушай, – говорит, – зачти проект постановления. Только он бывший в употреблении, тут читай, тут не читай…»

Дошла очередь до зачтения проекта постановления. Начал читать и вдруг на середине изнутри меня попер хохот. Причину понять трудно, то ли по ассоциации с известной репризой Хазанова, то ли еще чего, не знаю, но смех из меня так и лезет. Давился я, давился и, не дочитав полстраницы, в голос «заржал». В палатке тишина. Поднялся начальник ТЭЧ, майор. «Что, – спрашивает, – вы там нашли смешного, товарищ старший лейтенант?» Что тут скажешь? Что-то пролепетал. Вдруг звериный рык командира полка:

– Это чей?

Комэска встает:

– Мой.

– Он у тебя кто?

– Командир вертолета…

– Снять его с должности к такой-то матери!

Собрание закрыли, со мной разговаривать не стали. Первые пятнадцать минут я по инерции еще улыбался, потом стало не до смеха.

От полетов отстранили. Очень переживал. Два дня лежал лицом к стенке. Ну что за невезуха! Попасть на войну и слететь с должности за смех на комсомольском собрании! Все не как у людей!

Выручил Юра Наумов. Достал водку и говорит – хлебни, легче станет. Начали с водки, потом в ход пошла брага, потом мне было так худо… На третий день действительно полегчало. «Куда, – думаю, – война от меня денется. Найдут, наверное, и мне применение». Стал ходить в наряды – дежурным по полку, начальником патруля, дежурным по эскадрилье.

В конце сентября началась крупная операция в Панджшерском ущелье. Большая группа Ми-8 и Ми-24 с нашего полка во главе с командиром улетела туда воевать. Улетел и комэска. Хожу, жду решения своей судьбы. А тут мама прислала радиограмму. 1 октября у меня родился сын. Достал 4 бутылки водки – обмыли.

Через две недели все вернулись. Слава Богу, без потерь. Хожу за Устиновым. Наконец комэска пообещал поговорить с командиром. На построении вечером прозвучало: «Пара Наумов-Емшанов утром с Ми-6 на Шинданд». Чуть не прыгал от счастья.

 

 

Первые потери

 

Наши Ми-6 работали где угодно, только не дома. В основном возили грузы с Кабула на Бамиан, Газни, Гардез и с Шинданда на Чагчаран (в центр горного Афганистана). В сентябре – октябре два наших Ми-6 были сбиты под Кабулом ракетами ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс). В первом случае только трое были в парашютах (они и спаслись) – командир, правый (второй пилот) и борттехник. Штурман застегнул второпях только плечевые лямки. При раскрытии парашюта выскользнул из системы. Через неделю сбили второй Ми-6. Тут уж никто не сплоховал – все шестеро дружно повисли под «зонтиками». Поскольку своих средств защиты от ПЗРК на Ми-6 не было, в компании с ними стали посылать пару Ми-8. На Ми-8 стояла станция помех против стареньких ПЗРК – типа «Рэд Ай», «Стрела-2», так называемая «Липа». Стояли тепловые ловушки «АСО-2В». Ставилась задача сопровождать Ми-6, при их поражении подбирать экипаж. Летали мы на высотах около 4 500 м над уровнем моря (по стандарту). У Ми-6 – небольшие крылья. На висении они мешают, а в горизонтальном полете разгружают несущий винт. Если экипажи «шестерок» не боялись – то развивали скорость до 200 км/ч, поднимались до 5 000 м и быстро исчезали из глаз. «Восьмерки» тряслись сзади на 140–150 км/ч. Мы клевали носом в дреме от нехватки кислорода, лопастям не хватало плотности воздуха, они начинали хлопать – весь вертолет содрогался от вибрации. Если экипажи «шестерок» осторожничали, то они летели прямо над нами, полагаясь на нашу станцию помех «Липу».

 

Во время одного нашего дежурства ПСО на аэродроме в конце октября недалеко от аэродрома два бронетранспортера наших спецназовцев попали в засаду. Иголкин летал возить убитых и раненых. Мы присутствовали при разгрузке. Раненых было четырнадцать. Все тяжелые. Оторванные конечности, серые лица, рыжие от крови и грязи бинты. Пришлось грузить четыре санитарные машины.

При работе со спецназом начали возить на ночь засадные группы. Приходили в район засады за 5–10 минут до захода солнца. В радиусе 25 км выполняли 3-4 посадки, поднимали тучу пыли. В одной из посадок засада выпрыгивала и пряталась. После захода солнца через 5 минут наступала полная темнота. Засадная группа вставала и бегом уходила на тропу к месту засады. Подобные действия приносили определенный эффект, и у душманов появились отряды контрспецназа, так называемый «Черный аист». Они всемерно старались обнаружить и обложить нашу группу спецназа. Если им это удавалось – наше дежурное звено Ми-24 всю ночь летало на поддержку. А утром – с рассветом мы уже неслись забирать обнаруженную группу.

7–8 ноября наша пара дежурила ПСО на аэродроме. 8 ноября утром мы сидели, грелись на солнышке у дежурного домика. Пара Профита собиралась лететь в Лашкаргах. Один из пассажиров – пузатый афганский офицер. Сзади за ним семенят две женщины в чадрах до самых пяток. Офицер махнул рукой – обе сели на корточки и полтора часа – ни с места. По походке видно, что одна из жен молодая. Олег Тараненко пошел посмотреть. Видно, как сквозь сетку чадры блестят с любопытством глаза, больше ничего. Потом они погрузились и в сопровождении «двадцатьчетверок» улетели. Еще через 15 минут нас подняли в воздух. У одной из этих «двадцатьчетверок» отказали оба двигателя. Командир вертолета решил садиться. Посадка без двигателей на вертолете вообще вещь рискованная – важно не ошибиться со взятием рычага шаг-газ при посадке. Раньше «дернешь» – зависнет метрах на 20 и потом упадешь, опоздаешь со взятием рычага шаг-газ – так и войдешь в континент с вертикальной скоростью 10 м/с. В данном случае еще было высокогорье (1 100 м над уровнем моря), был полностью заправленный и вооруженный вертолет, к тому же на Ми-24 диаметр лопастей несущего винта был меньше, чем на Ми-8, на 4 метра, а взлетный вес практически такой же – 12 тонн. У летчика была высота 2 200 м над рельефом. Если бы они выпрыгнули – наши бы их сразу подобрали. Посадка не получилась. Командир был без каски (защитный шлем ЗШ-3б) и, стукнувшись головой о прицел, умер через несколько часов. Борттехник – не приходя в сознание через трое суток. Больше всех мучился оператор. От удара оборвались почки. Парень умер на другой день. Все время был в сознании.

После этого я задумался – а надо ли было спасать вертолет? «Железку» все равно оттащили на помойку. Когда через два года мне самому пришлось выбирать, спасать вертолет или экипаж, я выбрал экипаж, и время подтвердило правильность решения.

 

 

На работу – в Кабул

 

В начале декабря нашу пару в составе группы отправили в Кабул. Основная работа – сопровождать Ми-6 на Бамиан, Газни, Гардез. Я полетел на борту № 42. борттехником был Юрий Кормильцев. У Наумова борттехником – Тарас Карпюк.

На запад от Кабула – заснеженные вершины Пагманского хребта. Чтобы пройти в Бамиан – набираем 5 500 м по «стандарту» и «шмыгаем» за Ми-6 в седловину между двумя вершинами. До Бамиана недалеко – всего 120 км по карте. Но летим медленно. Скорость 130–140, машина больше не идет, трясется. Клонит в сон, веки тяжелые, как кирпичи. Спички не загораются. Сильный встречный ветер. Вниз лучше не смотреть – сплошные скалы, ни одной площадки. Полоса в Бамиане хорошая – грунтовая, но достаточно ровная, широкая и длиной больше километра. Стали на полосе, больше негде. Высота 2 550 м над уровнем моря. К югу от полосы наш гарнизон. Бродят чумазые солдаты. Палатки. Рядом батарея гаубиц на позиции. По другую сторону полосы – афганское кладбище с прутиками и ленточками вместо надгробий, дальше – кишлак, еще дальше – высоченный обрыв, издалека похожий на ласточкины гнезда. Вся скала изрыта ходами. В вырубленных в скале нишах три фигуры Будды. Две поменьше практически разрушены, одна большая (16 метров) относительно цела, только без ноги. Раньше местные жители жили туризмом, сейчас вряд ли – война.

В Кабуле похолодало. Кабул тоже высоко в горах – 1 850 м над уровнем моря. Город большой – 20х30 км. Со всех сторон горы, одна небольшая гряда делит город пополам. В северной части аэродром. С аэродрома видна старинная крепость на горе. Почва в Кабуле легкая, как пыль. В сухую летнюю погоду в воздухе постоянно белая взвесь, с апреля по октябрь весь световой день дует с севера ветер 15–20 м/с. Зимой ветра нет, но кругом непролазная грязь. Ночью примораживает, к обеду раскисает. Вода в Кабуле очень жесткая и соленая. Чай и суп солоноватые, волосы после мытья жесткие, как проволока, – не расчешешь.

Один из полетов в Гардез – по прямой 100 км на юг от Кабула, только надо перевалить один хребет – 3 900 м. Аэродром в Гардезе на высоте 2 400 м над уровнем моря. Садимся. Ставят задачу забрать раненых. Неподалеку, восточнее, в Алихейле, идет боевая операция. Есть убитые, много раненых. Нам должны подвезти их на машинах. Привозят. Мне грузят человек восемь легкораненых – в основном руки, головы, плечи перевязаны. Один парень – казах с широким плоским лицом. Пуля прошла у него через лицо, от брови через щеку, пробила плечо и вышла на спине. На лице багровая полоса и огромный кровоподтек. Начинаем запускаться. Лопасти вертолета Наумова вновь останавливаются. Оказывается, борттехник Тарас Карпюк по ошибке нажал встречный запуск. Срезало рессору турбостартера. Наумов доложил – нужно менять турбостартер, обещали прислать за ранеными другую пару. Ждем. Температура на улице упала ниже нуля. Холодно. Особенно мерзнут раненые. У Наумова лежат двое с перебитыми ногами. Ребята потеряли много крови. Вполголоса матерятся. Наконец приходит пара с Кабула. Перегружаем раненых. Начинаем думать, что делать дальше. Юра решает оставить Карпюка с вертолетом ждать агрегат, всем остальным – садиться в мой вертолет и лететь в Кабул ночевать. Нас с Анваром высаживают в грузовую кабину. Запускаемся – полетели. Уже ночь. Я подключился к СПУ (самолетное переговорное устройство). Вдруг наша «Рита» (Ри-65 – речевой информатор) начинает женским голосом изрекать – «Борт № 42, опасная вибрация левого двигателя, выключи левый… опасная вибрация правого двигателя, выключи правый…» Вдобавок все это почему-то летит в эфир. Руководитель с Кабула начинает задавать вопросы. С беспокойством заглядываю в кабину из-за плеча борттехника. На приборной доске командира, как на елке, желтым и красным светом «блымкают» табло сигнализации и тоже рекомендуют нам выключить оба двигателя. Хорошенькое дело – ночь, внизу горы, а мы грешные с Анваром в грузовой и без парашютов. Вдобавок отказала печка, а свою демисезонку я отдал Тарасу. Его кожанка короткая, совсем не греет. Юру вся эта звуко-иллюминация тоже нервирует, он велит Кормильцеву широкой ладошкой закрыть табло, убавляет режим до минимального, и мы с небольшим снижением тащимся на Кабул. Наконец долетели. Не делая кругов, Юра садится по-самолетному, заруливаем. Все устали как собаки.

Последующие три дня заняты у меня поиском причины срабатывания сигнализации. Бригада специалистов с утра до вечера на вертолете. Периодически запускаюсь, проверяю на висении. Сигнализация то срабатывает, то нет. Все проверили, прозвонили, причины не нашли. На третий день «загрубили» датчики – все, можешь летать дальше.

В двадцатых числах кабульцы (наши коллеги) закончили операцию в Гардезе, вернулись на базу. Нам тоже разрешили домой. Казарма надоела, грязь кабульская надоела – хочется в родимую баню. Даже вертолеты, кажется, домой летят резвее.

 

 

Уроки свободного рынка

 

Некоторые отступления на тему «товар-деньги-товар». В Афганистане можно было продавать все – любые электроприборы, одежду, сигареты, конфеты. Афганцы не брезговали ничем. Особенной любовью у них почему-то пользовались обычные никелированные чайники, а если на донышке стояло клеймо с петухом – ценность его повышалась еще на треть. Нам, офицерам, платили 270 чеков Внешпосылторга. Это были «квазиденьги» с водяными знаками и другими степенями защиты. Хождение имели в военторгах на территории воинских частей в ДРА и специализированных магазинах системы «Березка» в некоторых крупных городах Советского Союза. На черном рынке в Союзе продавались один к двум. Домой надо привезти какие-нибудь подарки. Со склада офицер мог получить 30 пачек «Столичных» (сигареты с фильтром). Получали все. Когда накапливалось за 3-4 месяца, с объемными парашютными сумками тащились на афганский базар где-нибудь в Гардезе или Лашкаргахе. «Толкали» по цене 20–25 афганей (мы их звали «афонями») за пачку. Джинсы у афганцев стоили 1 500 «афоней». Не очень дорого купил музыкальный сервиз. Отдельные мазурики продавали афганцам керосин и даже патроны. За это можно было запросто получить срок – с этим мы не связывались. Бутылка водки у нас в Кандагаре стоила 50 чеков. В Кабуле, естественно, из-под полы можно было взять и за 40 и за 35. Юра с Олегом купили бутылок по десять. Сказали – для бизнеса. Кончилось все тем, что за новогоднюю неделю мы дружно все выпили, отдали ребятам деньги (естественно, по себестоимости), и на этом бизнес кончился.

С Союза разрешалось привозить литр водки, два вина и десять бутылок пива. Кто перегонял с Союза вертолеты, старался привезти побольше. Серега Костин спрятал и привез целый ящик. Попался он с этим ящиком уже в модуле. В назидание велено было весь ящик разбить. Гула с Василием Литвиновым тут же сказали: «Есть, командир!», схватили парашютную сумку с водкой, тазик и начали методично бить ее в тазике. Когда процедура казни «зеленого змия» закончилась, тазик был унесен в недра модуля (в комнату Гулы). Костина, удрученно молчащего, схватили за руку и оттащили туда же. Когда через полчаса туда заглянул замполит Парамонов, процесс процеживания был уже завершен и проба снята. На вопрос: «Что тут происходит?» – Гула серьезно ответил: «Свадьба. Где ты еще столько водки на халяву видел?»

 

 

Новый, 1985-й

 

Новогодний праздник мне не запомнился. Что-то пили, что-то ели, в воздух нас не поднимали. Не уныло, но и не слишком весело.

Работать начали со второго января. Вылетели в начале седьмого утра по холодку – градуса два мороза. Двумя парами. Мы с Наумовым со спецназом, «двадцатьчетверки» – пара капитана Бажана в прикрытии. Задача – поиск и уничтожение караванов. Решили прочесать местность юго-восточнее Кандагара. Шли вдоль дороги на Спинбальдак – в сторону Пакистанской границы. Высота предельно-малая – 7–15 м. И, конечно, с этой высоты я прекрасно заметил прячущегося на обочине духа в синем балахоне. Духов оказалось шестеро. С автоматами и гранатометом. Тут же валялись и три мотоцикла. Юра сначала хотел взять их в плен, для этого выпустили несколько очередей из пулемета не по ним, а по земле – рядом. Духи бегут под мост, отчаянно паля в нашу сторону из автоматов. Все стало ясно. Мы высаживаем своих десантников, встаем в круг с «двадцатьчетверками» и ведем огонь на поражение. Под мостом они не задерживаются и бегут по руслу речки. Мне в прицел «попадается» один. Ракетный залп в упор. Душмана подбрасывает на разрывах. Следующий заход. Что такое? Тела нет. Остальных духов тоже не видно. Начинаем обстреливать все подозрительные ямки и холмики. Наконец спецназовцы на земле обнаруживают их. Духи забрались в глубокую вымоину под берегом и оттуда отстреливаются. Спецназовцы машут нам руками в ту сторону. Резко наклоняю вертолет, с дальности 100–130 метров всаживаю туда четыре ракеты. Тут же получаю по кабине грязью. Из четырех взорвались только две, у двух просто не успели взвестись взрыватели. На этом у меня ракеты кончились. Хожу по кругу с остальными, мой борттехник Серега Костин продолжает в каждом заходе стрелять из пулемета. Наконец у пулемета срезает какую-то деталь в затворе, мы вообще перестаем стрелять и дальше летаем «для количества».

Через час после начала боеприпасы кончаются у всех. Наши спецназовцы не хотят рисковать, постреливают, бросили туда несколько гранат. Видимо, часть духов мы уничтожили, из вымоины продолжают вяло отстреливаться. У «двадцатьчетверок» начинает «поджимать» топливо (у них на 600 литров меньше нашего). Наумов командует посадку. Садимся. Спецназовцы грузят трофеи – гранатомет, выстрелы к нему, автомат китайского производства. Вражеская кровь на автомате выглядит на морозе как томатная паста. Все погрузились. Взлетаем. Идем на базу. Я испытываю досаду и неудовлетворенность собой и тем, что не всех духов убили. Четыре месяца в Афганистане полностью трансформировали мое отношение к противнику от живого любопытства до жгучей неприязни, можно сказать – ненависти. Я также точно знаю, что и мне пощады не будет. Если я попаду в плен, буду изрезан на детали со всевозможными унижениями. Когда мы меняли эскадрилью «александрийцев», я видел фотографии экипажа майора Артамина, по халатности командования попавшего в плен и зверски замученного.

Личное оружие летчика – автомат АКС-74У (укороченный) и пистолет. Обычно это ПМ. Сергей Захаров оставил мне ТТ 1943 года выпуска. Хороший пистолет. С моими стрелковыми навыками я попадал из него с 20 шагов в консервную банку. Я раздобыл к нему две пачки патронов по 75 шт. (большой дефицит). Автомат я брал с собой не всегда. Когда меня собьют, он мне мало поможет, если товарищи в самое ближайшее время меня не вытащат. Из этих же соображений на моем поясе в подсумке всегда была граната Ф-1. Для себя.

Не один я не испытывал человеколюбия к душманам. Наше командование нас всячески «охолаживает». Мы все знаем, что военная прокуратура «не дремлет». И если что – можно попасть под трибунал. В октябре 1984-го был интересный случай. Вечером на построении комэска строго спросил: «Кто сегодня летал в таком-то районе южнее Лашкаргаха?»

В ответ тишина. Снова вопрос. Тон еще строже. Наконец из строя выходят капитан Коваль и ведомый старший лейтенант Севастьянов. С кислыми лицами «разглядывают» свои ботинки. Комэска выдерживает паузу и говорит: «Молодцы! Метким огнем уничтожили у душманов склад ГСМ!» Мужики заулыбались – пронесло грозу.

Аналогичный случай произошел позже с капитаном Михаилом Шашковым. Во время работы со спецназом он выпустил ракетный залп (естественно, несанкционированный) по подозрительному холмику. Одна из ракет случайно попала в пещеру, где прятались духи и прикончила сразу 17 человек. Через некоторое время спецназовцы поинтересовались, наградили ли его. Миша только рукой махнул – хорошо, хоть к ответственности не тянут. Система бюрократической перестраховки здорово усложняла нам жизнь. Сглаживалось все это, как ни странно, самой войной – огромным объемом боевой работы, жарой, удаленностью Кандагара, а с весны 1985-го появился риск – душманы начали сбивать самолеты в аэродромных зонах – после взлета и на посадке. У нас весной неподалеку был сбит при наборе высоты АН-12 – «почтовик». Зимой был сбит Ил-76 при снижении в Кабуле. «Повезло», что он вез не народ, а книжный военторг. Погибло не двести человек, а только экипаж с сопровождающими. При этом душманы использовали не очень качественную китайскую ПЗРК (качественная попала бы в двигатель, и катастрофы бы не произошло). Ракета попала между двигателями в топливный бак. Взорвалась газовоздушная смесь (бак был почти пуст после полета). Отвалилось крыло… Все это сказалось на активности бюрократов проверяющих. Рисковать они не любят.

 

 

На побывку

 

После дождей выглянуло солнце. Исчезла пыльная мгла. По утрам температура -1–0 С. Воздух прозрачен. Видимость «миллион на миллион». Отчетливо видно далекие хребты. Идем на вылет, ежась от холода. Неподалеку афганские мальчишки шлепают босиком по бетону. Глядя на них, еще холоднее.

Летим сопровождать Ми-6. Сегодня они идут за грузом через Шинданд, Герат на Турагунди. Турагунди – Советская база по другую сторону «забора» от Кушки. При подлете к Турагунди минут 10 идем вдоль госграницы СССР. Невольно открываю блистер – в кабине гуляет сквознячок. Ветер с севера – из Советского Союза. Слышим по радио голос Наумова: «Что? Пахнет Союзом?» За четыре месяца мы все-таки соскучились по Родине. Физически ощущаешь эти восемьсот километров от Кандагара до родной страны.

Числа 10 января вызвали к командиру полка. Предстоит перегнать большую группу Ми-24 в Каган для передачи в капремонт. Мы с Юрой погоним сзади пару Ми-8. Он – латаную-перелатаную «эмтэшку», я – «тэшку» в отличном состоянии. Закончив инструктаж, командир полка ехидно спросил меня: «Ну что? Не смеешься больше?»

После перегона нам разрешают по две недели профилактория. Отличный профилакторий Дурмень под Ташкентом. Гостиничный комплекс, везде ковры, отличная кормежка, виноград прямо на аллее… Но редко кто из летчиков задержался там дольше, чем на ночь. Все торопились домой – к семьям.

Отдохнуть до конца не удалось – попал в хирургию с аппендицитом. Удалили. Это был уже второй приступ. Первый случился в октябре в Кандагаре, на дежурстве ПСО. Только меня прихватило – нас подняли в воздух: одному из наших влепили из ДШК пулю прямо в поддон главного редуктора. Они летали в районе первого батальона и сразу сели. Мы примчались, немножко полетали, потом сели на площадку в первом батальоне. Пока летали, еще было терпимо, на земле снова скрутило. Но, хочешь не хочешь, улетать домой пришлось. Площадка пыльная – сантиметров десять пудры. Только ввожу коррекцию (обороты винта на режим полетного малого газа) – весь обзор исчезает в пыли – за стеклом плотная стена. Растерянно спрашиваю у Наумова по радио: «Что делать?» Ведущий коротко объясняет: «Зарули в начало площадки, убери обороты, осядет пыль, запомни курс взлета, вводи обороты; шаг 5-7 и беги по-самолетному. Как только кабина из пыли высунется – отрывайся и уходи». Вот и все методическое занятие.

Все так и вышло. Взлетел. Набрали высоту – снова резкая боль в животе, круги в глазах – отдал управление Анвару. Перед посадкой забрал, сел, а вот выводили из вертолета уже под руки. Потом санчасть, ведро воды с марганцовкой, но-шпа – к вечеру оклемался (все свалили на рыбные консервы). Дома оказалось сложнее.

Интересна судьба подбитого вертолета. Бронетранспортером его притащили на площадку первого батальона. Что с ним делать дальше? По нормальному – надо было менять на нем главный редуктор, все-таки внутрь попала пуля калибра 12,7 мм – 49 грамм весом, со стальным сердечником. «Потроха» редуктора состоят из больших и малых шестеренок, разрушение любой из них могло привести к заклиниванию редуктора и остановке несущего винта в воздухе. Это «кранты».

Командир полка принимает решение: забить в пулевое отверстие деревянный чоп, залить масло в редуктор и лететь (!). Сам при этом садится в командирское кресло, инженера нашего Горовенко – в грузовую кабину (видимо, в виде консультанта). Полетели. Причем на ночь глядя. Лететь сорок минут. Набрали высоту, через пять минут вылетел чопик и выбило все масло из редуктора. Так и летели полчаса на редукторе без масла, с пулей внутри. В потемках. Хвала Господу Богу и качеству советской авиатехники – все сошло с рук благополучно. Но раз на раз не приходится. Через три года у нас на глазах у ребят разрушился подшипник в главном редукторе. Погибли все. Об этом потом.

При выписке из больницы главврач сам предложил мне больничный на месяц (видимо, уважал «афганцев»). Я был молод и глуп и отказался (видимо, решил, что наши без меня не победят).

Прихватив несколько бутылок водки и кусок копченого домашнего сала (больше не мог поднять), я распрощался с семьей и отбыл в Ташкент на «пересылку».

Переночевали мы как короли в профилактории «Дурмень». Праздничный ужин с толстолобиком, местными закусками и дешевой советской водкой.

Утром прошли таможню и – «пожалте» в трюм Ан-12. Вечером уже сидели в своей комнате в Кандагаре – как и не уезжали.

Где-то в десятом часу вечера в комнату заглянул озабоченный майор Коряковский (зам. командира эскадрильи) и сообщил, что только что потеряна связь с истребителем Су-17, улетевшим на свободную охоту. Душманы ездили ночью через пустыню со включенными фарами. Вертолет они в состоянии были услышать и выключить фары. А истребитель-бомбардировщик они слышали в основном «посмертно», то есть когда бомбы, сброшенные на них, уже взрывались. В данном случае летчик Су-17 допустил ошибку с высотой и «размазался» о скалы.

Утром мои товарищи улетели на поиск, а я потопал в госпиталь разбираться насчет аппендицита. Пока нашел хирурга, успел разобраться в своих «чувствах» относительно дежурства во внутренних нарядах (кто не летал, тот дежурил, очень мне это не глянулось). Хирург оказался совсем не любопытен. Смотреть не стал. Спросил: «Чего ты хочешь?» «Летать», – говорю. «Валяй», – говорит, – и подписал бумажку, что я здоров.

Истребителя обнаружили к обеду пилоты Ан-30. Самолет «раздеталировался» на площади в 200х500 м. От летчика нашли кусок кожи с головы с рыжими волосами и кусок грудной клетки с лопаткой компрессора. Утешает одно – умер он мгновенно.

Пока мы были в отпуске, и наша эскадрилья понесла потери – погиб экипаж Андрея Кавыршина. Они погибли 30 января. Шли замыкающими группы на Кабул. Где-то на середине маршрута перестали докладывать (замыкающий всегда докладывал о состоянии). Когда хватились – позади было только небо. Их искали несколько часов. Тайну своей гибели они унесли с собой. Можно только заключить, что они пытались снизиться и сесть, но перед землей вертолет взорвался. Борттехник Витя Теселкин упирался ногами в приборные доски, был выброшен из кабины. Ноги вывернуты за спину, на лице гримаса муки.

Когда их нашли – четверо духов-мародеров пытались раздеть Теселкина и Максимова (командир был зажат в оторвавшейся пилотской кабине). Духи были расстреляны с воздуха.

 

 

Весна, течет гидросистема

 

В феврале в Кандагаре уже весна – цветут цветы в степи, расцветает пустыня, розовым дымком окутаны фисташковые деревья.

В нашей работе все по-прежнему – обеспечение бомбоштурмовых ударов ИБА, эвакуация убитых-раненых. Особенно часто – практически каждый день – мы летали по этим делам на элеватор. Была такая узость с запада на въезде в Кандагар. Шоссе в этом месте представляло «живописное» зрелище. В обе стороны от дороги – черная обгоревшая земля, под откосами валяются сгоревшие КамАЗы – наливники. Через 200–300 м на обочинах стоят танки, горы стреляных гильз. Неподалеку «снесенные» до уровня метра дувалы кишлаков. Танки неторопливо бьют и бьют по этим дувалам. В эти дни произошел интересный случай – спасли экипаж Володи Севостьянова. Пара Коваля набирала над точкой (над аэродромом) 4 500 м по стандарту, чтобы идти в район удара. Летчики с Су-17 шли к самолетам. Один из них, задрав голову, посмотрел вверх, на вертолеты. И заметил красный шлейф за ведомым. Парень сориентировался мгновенно. Бегом добежал до своего самолета и сообщил по радио Ковалю и Севостьянову. Красным цветом на вертолетах и самолетах окрашена только одна жидкость – гидросмесь АМГ-10 в гидросистеме управления, а шлейф потому, что под давлением до 65 кг/см2. Володя успел снизиться и сесть на ВПП, а вот срулить уже смеси не хватило – стаскивали на водиле.

Поздно вечером Севостьянов и его штурман Леша Шушарин с сосредоточенными лицами несли спасителя домой практически «никакого»…

 

(Продолжение в следующем номере)

 

http://www.zhurmir.r...-pod-kandagarom

Прикрепленные изображения

  • «Где-то далеко, под Кандагаром…»
  • «Где-то далеко, под Кандагаром…»
  • «Где-то далеко, под Кандагаром…»
  • «Где-то далеко, под Кандагаром…»
  • «Где-то далеко, под Кандагаром…»

  • 1

#2 ww2.ru

ww2.ru

    Младший унтер-офицер

  • Член клуба форума
  • Состоит в клубе 5 лет 6 месяцев
  • 301 сообщений
  • На форуме: c 2017 г.
  • Город:Москва
  • Россия

Отправлено июл 04 2019 16:46:29

(Продолжение. Начало в № 2, 2019)
БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
В начале апреля группа наших вер-
толетов летала в Шинданд для уси-
ления тамошней эскадрильи. Устраи-
валась операция с высадкой десанта
в районе кишлака Карвача — 150 км
северо-восточнее Шинданда. Цель
операции — поимка или уничтоже-
ние перешедшего к духам предателя.
Старшего сержанта, некоего «Андрея».
Поскольку он был сапер, то оказался
духам очень полезен — квалифициро-
ванно ставил мины на наших дорогах,
к тому же с учетом психологии наших
солдат.
Утром солнце еще не взошло, мы
уже выстроились для погрузки. При-
ехала пехота — грузятся. Сами навью-
ченные, как верблюды. Впереди стоит
цепочка солдат. У одного на спине ми-
нометный ствол (82 мм) и рюкзак со
своей амуницией, плюс бронежилет,
автомат и т. п.
Солдатик маленького роста, еле та-
щит. На вертолетных ступеньках осту-
пился, упал. Лежит, как черепаха, на
спине, беспомощно шевеля конечно-
стями.
Двое подскочили, дернули вверх —
вперед, боец, не задерживай.
Это моя первая высадка десанта на
операции. Слегка волнуюсь. Первый
раз надел бронежилет. Тяжеленный,
зараза (24 кг)! Сижу как рыцарь в ста-
рину. На голове давит на мозги ЗШ-3Б
(бронированный) с забралом. Писто-
лет, автомат, парашют и сверху «бро-
ник». Специально сделан для летного
состава. У шеи — «жабо» с отражателем,
наплечники, и цепляется «броник» ка-
рабинчиком к чашке сиденья: будешь
вставать, он распадается на две поло-
вины и сваливается с тебя — пожалуй-
ста, можешь прыгать с парашютом или
удирать «налегке».
В общем, сидеть на сиденье непо-
воротливой «копной» мне не понрави-
лось, и в дальнейшем я надевал «брон-
ник» всего один раз.
Летим. Местность поднимается.
Почва здесь какого-то красного цве-
та — везде красная глина и красные же
скалы — неприветливый цвет.
Прилетели. Маленький кишлак
в ущелье. По команде, вслед за веду-
щим «подбираю» пятачок более-менее
ровный и сажусь.
Не видно, чтобы кто-то по нам
стрелял. Пехота убежала. Взлетаем,
Экипаж машины боево̆
идем в Шинданд. Все оказалось просто
и неинтересно.
После обеда идем забирать свой
десант. Операция кончилась ничем.
Один убитый, два раненых, несколько
убитых местных.
Вся банда и Андрюша ушли заранее.
Или неверная информация, или кто-то
предупредил. Пехота так набегалась
по горам, что где сели в вертолете, там
и спят. На выгрузке как сонные мухи,
один уронил «чемоданчик» с мино-
метными минами. Мины раскатились
мне под колеса, а солдатик пошел себе.
Послал борттехника к офицеру, мины
собрали. «Война» закончилась, заправ-
ляемся, летим домой.
ВСТРЕЧА
21 апреля после обеда грузим спец-
наз, летим на облет территории. В этот
раз пошли на восток. Двумя парами,
наша и «двадцатьчетверки» — в при-
крытие. Каждый из нас везет по десять
спецназовцев, у меня — сержант, у Нау-
мова — слейтенант. Со мной напросил-
ся полетать за кормовым пулеметом на
створках наш начальник группы во-
оружения старший лейтенант Володя
Соловьев.
Идем «расширенным» строем. Ин-
тервал около километра, чтобы «про-
чесать» шире пространство. За Нау-
мовым идет ведущий «двадцатьчет-
верок», за мной — ведомый их пары
Володя Фролов. Пошли по долине Арга-
стана — долина шириной километров
десять, с двух сторон зажата горными
грядами. Сама долина состоит из сопо-
чек до 300 м высотой. Крупных киш-
лаков там нет, в основном кочевники.
Пошел второй час полета. Досмо-
трели две «барбухайки» (грузовик
в афганском исполнении — спереди
изукрашенная деревянной резьбой
и кисточками торговая лавка, сзади на-
груженный сверх всякой меры кузов).
Ничего криминального. Мука.
Летим на предельно малой высоте,
огибая рельеф. Обстановка в кабине
«полусонная» — жарко, немного по-
дустали. Борттехник Валера Куракин
отвернулся от пулемета — они с Анва-
ром курят, слегка приоткрыв правый
блистер. Я поднимаюсь снизу на сопоч-
ку. Что-то на вершине привлекло мое
внимание. Выглядываю из-за прицела,
не могу понять, что же там чернеет.
Выскакиваю на вершину на высоте ме-
тров пять. Мать честная!
Прямо передо мной квадратный
окоп, в нем на треноге стоит ДШК.
Трое здоровенных мужиков в черных
одеждах нервно рвут со ствола чехол.
Чехол у них зацепился. Вершина сопки
подковой — на другой стороне под-
ковы торчит из окопа уже расчехлен-
ный ствол ДШК. Справа от нас метрах
в сорока из окопов выпрыгивают духи
и передергивают затворы автоматов.
Все это я увидел как-то сразу. Стрелять
мне было уже поздно, лихорадочно на-
чинаю лапать указательным пальцем
кнопку радио на ручке управления.
Наконец ухватил, кричу: «Шесть девя-
носто шесть, подо мной ДШК!» Резко
скрениваю вертолет влево и вниз — под
сопку — и начинаю бросать вертолет
то влево, то вправо (в жизни я так не
вилял «хвостом»).
Анвар увидел духов одновременно
со мной. Сигарета выпала у него изо
рта. Первое конвульсивное движение
тела — назад за бронеплиту. Потом
опомнился, сдвинул блистер назад,
схватил лежавший на коленях автомат
и, не целясь, выпустил весь магазин
куда-то вправо.
Больше никто из экипажа среаги-
ровать не успел. Из нас бы, наверное,
сделали «дуршлаг» — выручил шедший
метрах в 200–300 позади Володя Фро-
лов на Ми-24. Он успел выпустить по
духам пару ракетных залпов. Попал, не
попал, но на нервы им надавил — взры-
вы, свист осколков, взрывная волна.
Самого его (в смысле вертолет) про-
дырявили в трех местах. Одна пробила
лопасть несущего винта, одна застряла
в патронном ящике и одна крупнока-
либерная наискось пробила брюхо вер-
толета, в том числе нижний топливный
бак и полетела дальше.
Первые фонтаны от пуль появи-
лись подо мной, когда мы отскочили
от них метров на 350–400, метрах в ста
в воздухе бабахнул какой-то рыжий
взрыв. Темп жизни резко сменился
от полусонного до лихорадочного за
несколько секунд. Вокруг замелькали
трассы. Не задумываясь, резко «кручу»
левый разворот — два ракетных залпа
в сторону духов.
В работу включается Наумов с веду-
щим Ми-24. Я пристраиваюсь к веду-
щему, и мы двумя парами с двух сто-
рон начинаем «молотить» эту сопочку
ракетами. Пулеметчики мои «просну-
лись». Куракин стреляет длинными
очередями — в кабине резко воняет
сгоревшим порохом.
После пятого сердитого захода На-
умов командует: «Все! Бросаем их к …
матери! Уходим!»
Разворачиваемся, пошли на базу.
Наумов сразу же вызывает истребите-
лей с бомбами, дает координаты. Мы
успеваем пройти десять минут, истре-
бители уже «вывалили» свой груз.
Дома я тщательно осмотрел верто-
лет. Удивительно, но ни одной пробои-
ны. Просто повезло.
Недели за две до этого наша засада
взяла ночью в этом районе целый ав-
токараван с оружием — два Симурга,
ЗИЛок 130-й и трактор с прицепом.
Причем маркировка на ящиках с бое-
припасами гласила, что выпущены они
в Китае в марте 1985 года. Вот так, ми-
нуя склады, на пароход — и в Пакистан.
Духи, конечно же, «обиделись». Их
контрспецназ «Черный аист» начал
ответные действия. Нас спасло то, что
они днем тоже отсыпались под ма-
скировочными сетями и поздно нас
услышали.
Через три дня — 24 апреля вече-
ром мы полным составом звена во
главе с Шипуновым под прикрытием
пары «двадцатьчетверок» повезли со-
рок спецназовцев примерно в тот же
район в засаду. Немного не дошли до
точки высадки: справа штурман Мить-
ки Матурина Леша Соболев заметил
«Симург» с ДШК в кузове. Высота у нас
предельно малая, до духов «рукой по-
дать». Мы сразу начали разворачивать-
ся и перестраиваться для атаки.
Духи не рискнули с нами воевать,
бросают машину и бегут во все сторо-
ны, как тараканы. Один бежит по руслу
речки прямо передо мной метрах в 50.
От возбуждения бью по нему ракета-
ми. Мимо, конечно. Слишком близко.
Ракеты прочерчивают длинные шнуры
у него над головой и взрываются ме-
трах в ста от него, он только слегка при-
сел и бежит дальше. Мой борттехник
Игорь Тугаринов «мышей не ловит»
и не успевает выстрелить. Кричу На-
умову — он шел за мной. Его борттех-
ник Володя Белозеров не сплоховал:
дух «готов». Ходим впятером левым
кругом — ищем, куда делись осталь-
ные. Шипунов приземлился у машины.
Часть его пассажиров перегружает ору-
жие, другая цепью прочесывает русло
речки, под брюхом вертолета веером
носятся трассы.
Примерно в двухстах метрах от со-
бытий два пастуха сидят у костра, па-
сется стадо коз. Пастухи благоразумно
не встают с места. Мы не обращаем
на них внимания. Метрах в пятистах
палатки кочевников. Пролетая мимо
палаток, Митька Матурин закричал:
«В лобовом стекле пробоина — стреля-
ют из палаток». Наумов решительно:
«Стереть их с лица земли к такой-то
матери!»
Шипунов: «Я… не могу принять та-
кое решение».
Наумов: «Поздно! Ракеты пошли!»
Продолжаем ходить левым кругом,
крен около 25º. Вдруг слева, в яме из-
под глины, замечаю двух духов. Они
накрылись какой-то тряпкой и за-
мерли. Показываю Игорю Тугаринову.
В следующем заходе скрениваю вер-
толет до 45º. Горыныч стреляет и не
попадает. Второй заход — перед самой
ямой пропуск в ленте. Третий — тоже
мимо. Я вне себя. Выгоняю Горыныча
из кабины, сажаю на его место сер-
жанта-спецназовца, наскоро объясняю
ему, куда и как стрелять. Заход — снова
мимо, вообще далеко. Выгоняю сер-
жанта, снова сажаю Игоря за пулемет.
Ласково уговариваю его хорошень-
ко прицелиться и не спешить. Заход.
Игорь исковырял все вокруг ямы, но
так и не попал. Шипунов взлетает, ма-
шина внизу дымно горит.
Выстраиваемся парами — пошли
домой. Не судьба была духам, не судь-
ба.
ПЯТЬ СЕКУНД
Боевые действия в Афганистане де-
лали новый виток. В апреле в Афган
были введены несколько батальонов
спецназа. Один был размещен в Лаш-
каргахе, другой — в Гаджое (между Газ-
ни и Калатом). Обеспечение тех и дру-
гих вменялось в обязанность нашему
полку. На усиление нам прислали еще
четыре звена летчиков. Теперь стало
36 экипажей в эскадрилье. Из Союза
перегнали в Кабул 10 вертолетов. Ста-
рые, изношенные «тэшки», некоторым
по 15 лет.
26 апреля нашу пару и несколь-
ко техников посадили с парашютами
в Ан-12 — и в Кабул, принимать верто-
леты. В Кабуле разместили в казарме
роты МТО (материально-техническое
обеспечение). Две трети коек были
пусты. Я спросил: «Где народ?» Дне-
вальный хмуро ответил — мол, везли
бомбы, остановились на ночь в отстой-
нике. Духи ночью из безоткатки — по-
жар, бомбы взорвались. Теперь ждут
пополнения.
Ночь прошла неуютно. Утром выяс-
нилось, что принимать пока рано — то
ли документация не готова, то ли дора-
ботчики чего-то не установили. Снова
в самолет, и к обеду домой.
Дома, как обухом, известие —
в Лашкаргахе погиб экипаж Василия
Литвинова. Вместе с ним погибли Ви-
талий Масленков, Саша Чуркин, Саша
Микрюков и техник звена Вячеслав
Лукич Михайлов. Поскольку мы были
пока не у дел — пошли разбирать ящи-
ки и делать из них гробы. Ребята со-
брались все, кто мог, подходили по-
сле вылетов. Делали до утра. Утром
на магистральной рулежке провожали
их в последний путь. Выстроился весь
полк. Тут же стояли и девчата — повара
и официантки. Это была одна из самых
тяжелых наших потерь. Ведомый Лит-
винова — Сергей Новиков почернел от
переживаний.
Сергей Новиков за полгода слетался
с Литвиновым. Всякое было. Однажды
в пустыне они гоняли джейранов, Се-
рега увлекся, упустил ветер и попал
в штопор (плохо управляемое враще-
ние влево), резковато дернул ручку
на себя и разбил законцовку лопасти
несущего винта о хвостовую балку. До-
летел. Не поднимая шума, отремонти-
ровали.
Работали с вновь прибывшим спец-
назом. Спецназ он был только по на-
званию. Профессионалов было мало,
солдаты плохо подготовлены. Однаж-
ды командир разведгруппы передумал
высаживаться, а солдаты уже выбежа-
ли. Быстро собрались — взлетели. Васи-
лий велел посчитаться. Точно, одного
забыли. Боец как упал лицом вниз, так
и лежал. В маскхалате. Литвинов с Но-
виковым кружат, а попробуй опреде-
литься, когда все барханы одинаковы.
Полчаса прошло, пока этот «балбес»
понял, что остался один, и догадался,
стоя, помахать руками.
Летал Василий умело и пил, в об-
щем, не больше других. Некогда было,
да и дорого.
Командир полка Вадим Григо-
рьевич Горшков пользовался в полку
огромным авторитетом. Работа в пол-
ку была поставлена по-деловому, без
лишних заседаний, совещаний, отпи-
сок, лишних бумаг и проволочек. Полк
работал как четко отлаженный меха-
низм. Иначе едва ли мы смогли бы про-
вернуть такой объем работы. Только
одна наша эскадрилья Ми-8 налетала
за год 13 900 часов. Для сравнения —
в Союзе вертолетный полк четырех —
эскадрильного состава налетывал в те
времена 4 200–4 500 часов.
Горшков был новатор. Под его ру-
ководством на Ми-24 были опробова-
ны и им самим применялись тяжелые
двухсоткилограммовые самолетные
НУРС, даже ракета «воздух-воздух»
Р-60. Командир постоянно вводил нов-
шества в тактике, быстро реагировал
на изменение обстановки и не боялся
принимать решения. Даже ел с нами
в общем зале, хотя в те времена мало-
мальское начальство вкушало пищу за
перегородкой, отдельно от «плебеев».
Но и на Солнце есть пятна. Были
недостатки и у Горшкова. Он любил вы-
пить. Иногда мы не видели командира
по нескольку дней. На действиях полка
это не отражалось — отлаженная «ма-
шина» катилась без сбоев. Мы к этому
относились спокойно — как к частной
жизни командира (его дело). Горшков
умел и любил летать. В основном на
Ми-8 и Ми-24. За управление верто-
летом он садился в любом состоянии,
даже когда ноги его не держали (не лю-
бил летать в грузовой кабине).
Примерно за месяц до гибели Лит-
винов возил командира к афганскому
начальству. Горшкова привезли к вер-
толету «в стельку». Он высадил Литви-
нова в грузовую кабину, сел в коман-
дирское кресло и без проблем долетел
и сел на аэродроме. Василий, помнит-
ся, был восхищен. Видимо, в данном
случае авторитет и пример командира
сыграли негативную роль.
27 апреля Литвинов с Новиковым
сходили на рассвете в пустыню — за-
брали засаду. Василий шутя повисел
немного над крышей сакли — разбудил
спавших там ребят. Потом был завтрак,
и они сели в вертолете «поправить»
здоровье. Накануне прапорщик Ми-
крюков прилетел с Союза, конечно,
привез угощение. Он должен был сме-
нить Сашу Чуркина. Вячеслав Лукич
Михайлов был очень осторожным че-
ловеком, отказался слетать с трезвыми
летчиками на охоту. А тут — сели вы-
пивать… Виталий Масленков вообще
оказался там случайно, он был летчи-
ком-штурманом у Новикова. Серегу
беспокоила язва желудка — он не пил,
а «родной» штурман Литвинова Володя
Онищенко не пил по принципиальным
соображениям.
Они вдвоем сидели на крыше сак-
ли — играли в нарды. Рядом (тут же на
крыше) открытая дверь будки руково-
дителя полетов, радиостанция была
включена. Сам руководитель улетел
с парой Гулы со спецназом в пустыню.
Рядом с Лашкаргахом кружила на вы-
соте пара «двадцатьчетверок», кажет-
ся, Хрюкина.
Друзья-летчики – В. Емшанов и С. Новиков
Вдруг на стоянке завыла «Аи-шка»,
потом закрутились винты и вертолет
Литвинова взлетел прямо со стоянки
и пошел на предельно-малой высоте за
реку, в сторону душманского кишлака
Марджа. Новиков озадачено почесал
в затылке: «Куда это они в одиночку?»
Онищенко, раздраженно бросая куби-
ки на доску: «Долетаются, блин!»
Прошло буквально четыре-пять
минут. Вдруг радиостанция в будке
руководителя ожила, и возбужденный
голос Хрюкина: «Консул! Срочно под-
нимай ПСО, вертолет горит!»
Дым было видно прямо с крыши.
Поднимать Сереге, кроме самого себя,
было некого. На земле больше никого.
Он тут же послал Володю за спецна-
зом, а сам растолкал спящего Степу
Каминского, и они побежали запускать
вертолет.
Вертолет Литвинова горел на совер-
шенно ровном куске степи, в радиусе
2–3 километров не было даже кустов.
Сергей с Володей бросили вертолет
и побежали к пожарищу (боеприпасы
к этому времени уже взорвались, да
и сам вертолет практически сгорел,
остались втулка несущего винта и тур-
бины двигателей). Возле костра лежали
выброшенные из кабины тела Чуркина
и Масленкова — в одних плавках.
Они сгоряча схватили Чуркина за
руки — за ноги, чтоб оттащить — у Чур-
кина слезла кожа с рук и горячая кровь
обожгла Сереге руку…
Много позже, когда прослушали
бортовой магнитофон:
Командир: А так можешь?
Масленков: — Так нет, но, может
быть, когда-нибудь научусь.
Командир: — Ну, учись пока я жив!
После этого все вместе они прожи-
ли пять секунд…
С Василием Литвиновым мы слу-
чайно встретились накануне нашего
отлета в Кабул. Широко улыбаясь, он
шел по коридору модуля, сквозняк раз-
дул парусом его комбинезон… Кто бы
знал, что эта встреча последняя.
СКАЧКИ НА ВЕРТОЛЕТЕ
28–29 апреля началась операция по
минированию границы в 200–250 км
северо-восточнее Кандагара. 30 апреля
летали обеспечивать ПСО удара ис-
требителей в районе Аламкарез. В тот
же день привезли двух раненых с эле-
ватора.
6 мая летали обеспечивать удар
в районе севернее Гиришка. Большой
кишлак на берегу Гильменда. В этот
раз бомбили не «Стрижы» — эти бомбят
относительно точно.
Бомбили «Грифы», у них нет при-
цельного оборудования по наземным
целям — только коллиматорный при-
цел. Результат соответствующий —
бомбы попали куда угодно, только не
по заявленной цели.
7 мая полетели с Наумовым на Ка-
бул — сопровождать Ми-6. Там запра-
вились, Ми-6 загрузились и на Гардез.
В Гардезе дул ветер с востока, поэ-
тому садились с курсом 90º. ВПП в Гар-
дезе была длиной 1 400 м. Восточный
кусок метров 400 был бетонирован,
центральный был покрыт аэродром-
ной железкой, западный участок —
просто грунт.
Сели на грунт, срулили в начале же-
лезного участка. Выключились — пош-
ли в местную столовку обедать. Пока
обедали, прошел небольшой дождик
и ветер изменил направление — стал
дуть с запада.
Я в тот раз полетел на «тэшке» — од-
ной из тех десяти машин, что пригна-
ли нам в конце апреля — начале мая.
Старая казанская машина, борттехник
тоже вновь прибывший из Калинова
(Западная Украина) Василий Дацюк.
Гораздо постарше нас — ему тогда было
37 лет. Очень добросовестный техник.
Машина была вся выдраена до блеска,
а амортизаторы стойки шасси перека-
чаны азотом (что нам потом здорово
помогло). Все десять пригнанных ма-
шин были очень слабы, и наши инже-
неры по нашей просьбе добавили им
мощности — выкрутили все регулиро-
вочные винты в топливной автоматике
двигателей. По инструкции — в Союзе
двигатель ТВ2–117 Ми-8т выходил на
взлетный режим при температуре га-
зов перед турбиной 875ºС (все, дальше
включались ограничители температу-
ры — берегли лопатки турбин). В Афга-
не встали перед выбором — или летать,
или беречь двигатели. Альтернативы
не было. Летать. И эти старые машины
выдавали нам на взлете и 900ºС и боль-
ше. К тому же на них не было пылеза-
щитных устройств, и после 20–30 по-
садок в песок в пустыне износ лопаток
компрессора достигал критических от-
меток, и двигатели подлежали замене.
Часа через полтора после посад-
ки Ми-6 разгрузились и начали взлет.
Взлетали они с грунта, как стояли
с курсом 90º. Следом за ними вырулил
Наумов на «эмтэшке» и тоже взлетел по
самолетному. На аэродроме был руко-
водитель полетов, но в районе Гардеза
в тот день с утра «кабульцы» «разгро-
хали» вертолет, у них шли «разборки».
В общем, взлетом никто не руководил.
Выруливаю на ВПП, контрольно-
го висения делать даже не пытаюсь
(на 2 400 м моя машина не зависает —
силенок нет). Мне бы, дураку, пока шел
к вертолету, обратить внимание на
ветер. А ветер-то стал попутным. Но
у меня и мысли, кажется, не возника-
ли на этот счет. Еще бы — вся группа
взлетела, а крайний ведомый будет
думать самостоятельно! Беру шаг-газ
до 7º, ручку управления от себя (так,
чтоб нижняя кромка винта по горизон-
ту) — начинаю разбег. По мокрой после
дождя «железке». Черт! Что такое? Вер-
толет слегка вышел из стоек, скорость
уже 90–100 км/ч, а несущий винт на
косую обдувку не переходит, мощности
нет. Мало того, по мокрой «железке»
почему-то вертолет интенсивно стас-
кивает, как на коньках, на левый край
полосы (еще бы, ветер-то справа сзади
до 10 м/с). Ничего не оставалось, как
слегка «подорвать» шаг и взять ручку
на себя. Вертолет отрывается от земли
метра на три и начинает плавно падать
(спиной чувствую — упали обороты не-
сущего винта). Борттехник вцепляется
в правое плечо — «Слава! Не бросай!»
«Хорошенькое дело» — не бросай! Па-
даем! Причем под нами уже канава,
а не ВПП, и если так и будем лететь
прямо, то метров через 200 столкнемся
с РСП (радиолокационная система по-
садки). Инстинктивно тяну ручку влево
и на себя.
Хрясь! Удар левой стойкой шасси
об континент! Стойка почему-то вы-
держивает и отбрасывает нас вверх
метра на два. А под нами не ровное
поле, какие-то ямы, бугры, капониры.
Шлеп! На этот раз шлепнулись на ле-
вую и носовую стойку. Удивительно, но
обе выдерживают, нас снова подбра-
сывает на пару метров вверх. Несемся
дальше. Третий удар по касательной
левой стойкой (хорошо, что они были
перекачаны азотом)! После третьего
удара нос вертолета уже смотрит на за-
пад, даже на юго-запад. Пока прыгали,
мы развернулись на 180–210º. Против
ветра.
Перед нами овраг. Метров 5 в ши-
рину и 2 в глубину. Только не в ов-
раг! — Там точно кранты! Если упасть,
то на ровное, за оврагом. Подрываю
шаг-газ под мышку — на максимум.
Вертолет завыл, потом завибрировал,
винт наконец-то перешел на «косую
обдувку», и мы по сантиметрам ползем
вверх. Во рту сухо — до судорог. Докла-
дываю: «696 — все-таки взлетел»! В от-
вет — тишина. Видимо, у руководителя
полетов челюсть отвисла до живота.
Поворачиваю голову направо — мой
экипаж сидит белый, как мел, а я не
могу поймать колени — они ходят ходу-
ном (буквально — поджилки трясутся).
И что интересно — мы с Анваром
сидим в парашютах, но без касок, а Ва-
силий в каске, но без парашюта, и все
трое не привязаны.
Набираем высоту — все шумно ды-
шим — стресс. Только «перевалили»
перевал — Наумов начал снижаться.
Спрашиваю: «В чем дело?» — «Винт
затрясся…». Все ясно — возможно, ся-
дет на вынужденную. В любом случае
пойдет как на цыпочках. Надо при-
крывать. Так, ракеты включены, минут
пять всем экипажем шарим по каби-
не — включаем пулемет…
Снижаемся на десять-пятнадцать
метров, скорость 150 км/ч — идем на
Кабул парой. Слава Богу! Никто не пы-
тается нас обидеть. Когда до аэродрома
остается несколько километров, ви-
дим — на Кабул с запада идет пыльная
буря — вал высотой метров 300. Только
сруливаем с полосы — все закрывает
пыль. С трудом вижу впереди, в 30 м,
хвост ведущего. Самолет после нас,
не дойдя до «ближнего» (привода),
отправлен на запасной. Заруливаем.
Убираю газ. Борттехник выключает.
Сижу в прострации, сил нет. Потом иду
к Наумову: «Юра, соври что-нибудь на
КП, что-то я сегодня больше летать не
настроен».
БЕЗ ХВОСТА
Продолжаем работать в Кабуле.
10 мая на Бамиан и обратно, на Гардез
и обратно. 11 — снова Бамиан, 12 — Ба-
миан, на обратном пути попали в об-
лака — приятного мало. 13 мая наконец
наши подопечные «выбили» ресурс —
летим с ними домой, в Кандагар.
15 мая — весь день мотаемся по пу-
стыне со спецназом, даже ночью сорок
минут прихватываем.
17 мая (записано) — высадка такти-
ческого воздушного десанта в районе
горного массива Нарумкох, где-то на
предельной дальности, полет длился
3 часа 20 минут, и на дозаправку сади-
лись в Лашкаргах. В тот же день «успе-
ли» еще на час и сорок минут слетать
в Кандагар со спецназом. Выматыва-
емся полностью.
19 мая двумя звеньями перелета-
ем в Лашкаргах. Севернее — в 130 км
вверх по Гильменду — продолжается
операция, начавшаяся 17-го. Мы обес-
печиваем. Возим туда что потребуется,
вывозим убитых-раненых.
В Лашкаргахе вовсю тепло: +49ºС
в тени. В сакле ночевать невозмож-
но — дышать нечем. С нами в вертолете
на бочке летают наши матрасы. Там
и ночуем, только блистера на ночь при-
открываем. Ночью тоже духота +35ºС.
Сразу после восхода температура пере-
валивает за +40º и начинаешь «течь».
Не потеть, а просто течь. Каждый день
на постановке задачи с надеждой смо-
трим на синоптика. Вот он объявляет:
«Завтра холодный фронт, температура
понизится с +48º до… +46º». Увы, дож-
дей до зимы не будет.
Днем, если не летаешь, не знаешь,
куда себя деть. Вертолет раскаляется
так, что лучше не трогать (застежка
парашюта случайно попадет на тело —
ожог).
Я надеваю панаму и хожу по стоян-
ке кругами, иногда окунаясь в бассейн.
Ребята сидят в вертолете, в полу открыт
люк внешней подвески. На земле стоит
десятилитровая емкость, укутанная
мокрой тряпкой, — все молчат, погля-
дывая на воду.
Едим в столовой — резиновой па-
латке. Примерно так же, как если бы
есть суп в парной. Сваренный два часа
назад компот и не думает остывать
ни на градус. Сорок минут дуешь на
кружку.
Летим на ретрансляцию. Высота
5 000 по стандарту. Все, кто понимает,
принесли нам свои фляжки с водой. На
высоте температура падает на 6,5ºС на
каждую 1 000 м — приятная прохлада.
Через сорок минут прошу борттехника
попить водички. Как из колодца — ло-
мит зубы — кайф!
Садимся, сидим с закрытыми две-
рями. Ребята бегут к нам бегом (пока
вода не нагрелась).
У меня снова «эмтэшка» с борто-
вым номером № 42. Борттехник Игорь
(фамилии не помню) по кличке Пух, он
весь волосатый, как бизон или Винни
Пух (вероятно, отсюда и кличка).
Вновь прибывший спецназ в Лаш-
каргахе учится воевать. Каждый вечер
выбрасываем в пустыню по 1–2 засады,
днем мотаемся по пустыне — проверя-
ем караванные тропы. Результатов нет.
27 мая забираем с Наумовым ране-
ного — летим в Кандагар. Дома баня,
кондишен — лепота.
28 мая возвращаемся в Лашкаргах.
После обеда «сносились» в район бо-
евых действий, привезли в Лашкаргах
легкораненого. Сегодня очередь Шипу-
нова с Матуриным лететь в Кандагар.
Перед тем, как улететь, мы двумя па-
рами работаем с засадными группами.
У борта № 42 кончился ресурс — его
надо гнать в капремонт. Перед выле-
том мы меняемся с Матуриным верто-
летами и борттехниками.
Матурин успел высадить свою заса-
ду и сделал ложный проход километрах
в пяти, чтоб «попылить». На высоте 2–3
метра у вертолета внезапно отвалился
хвостовой винт. Шли они медленно —
20–30 км/ч. Сделав несколько неуправ-
ляемых оборотов влево, вертолет грох-
нулся об землю.
Игорь успел выключить двигатели
и вырубить энергопитание. Вертолет
не загорелся. Экипаж отделался легким
испугом. Леха Соболев разбил верх-
нюю губу, Игорь — нижнюю. Выскочи-
ли. Мигдят нервно кричит: «Матрасы
спасай!». Почему-то они показались
ему достойными спасения в первую
очередь. Вертолет восстановлению не
подлежал, но комэска Ми-6 майор Сат-
валдыев перетащил его на внешней
подвеске в Лашкаргах, где он и проле-
жал пару месяцев.

  • 1

#3 ww2.ru

ww2.ru

    Младший унтер-офицер

  • Член клуба форума
  • Состоит в клубе 5 лет 6 месяцев
  • 301 сообщений
  • На форуме: c 2017 г.
  • Город:Москва
  • Россия

Отправлено июл 04 2019 16:46:58

ЗАПРЕЩЕННАЯ ПОБЕДА

До средины июня наша пара в ос-
новном работала со спецназом. Выса-
живали засады и так мотались по райо-
ну. А также возили грузы в Лашкаргах.
19 июня летали на ПСО удара ис-
требителей с фотоконтролем в 23 км
северо-западней Калата. Истребители
отбомбились, я «зашел» — сфотографи-
ровал. Уж не знаю почему, но началь-
ство стало проявлять интерес к району
Калата.
21 июня в районе Калата был за-
планирован удар звена истребителей.
Разведка донесла о наличии там 1 ЗГУ
(зенитной установки) и 1–2 ДШК.
На самом деле район прикрывался
десятком ЗГУ и 15–20 ДШК. Руководи-
ли этими средствами ПВО китайские
инструкторы.
Обеспечивать истребителей должна
была пара Набожинского — Ермакова
(прибывшие на дополнении с Калино-
ва). Борттехником у Набожинского был
Игорь Золотницкий — невысокий, раз-
битной одессит (тоже дополнение — из
Херсона).
Утром мы встретились в курилке,
Игорь рассказал анекдот, и поехали на
аэродром, они — на удар, мы — на пер-
вый батальон и элеватор за ранеными.
Над элеватором Наумов оставил
меня на 4 500 м, сам снизился и сел за
раненым. Сидел он там минут 20–25.
Мы ходим кругами, отлично слыш-
но, как в районе Калата (за 200 км)
истребители начали работу. Каждый
докладывает: «Такой-то, захожу…
такой-то, сработал». Четвертый в зве-
Кандагар. Летчики копают бассӗн.
не: «748-й, захожу…» тишина. Кто-то из
«грифов»: «По-моему, 748-й упал». Ти-
шина. Включается Набожинский (они
кружат километрах в трех-четырех):
«268-й, наблюдаю на гребне хребта
парашют, захожу на посадку», через
минуту: «Буль-Буль-Буль… Точка ра-
ботает! Точка работает!..», «Буль-Буль-
Буль… Шестьдесят восьмой, ты горишь!
Прыгай!» — это отчаянно кричит Ерма-
ков. — «Буль-Буль-Буль… шестьдесят
восьмой взорвался!»
Мы в кабине ошарашено смотрим
друг на друга. «Грифы» вызывают с аэ-
родрома ПСО. Через три минуты взле-
тают и идут в район удара дежурившие
Шипунов с Матуриным.
Взлетает Наумов — идем на базу,
заруливаем, выключаем двигатели. Не
выходим, сидим, слушаем эфир.
Миг-23 был сбит сосредоточенным
огнем МЗА (по команде китайского
инструктора все стволы разворачи-
ваются и бьют в одном направлении,
в основном в направлении вывода из
пикирования). Катапульта сработала
от взрыва самолета. Летчик погиб. Па-
рашют с останками пилота лежал на
гребне хребта.
Когда Набожинский пытался сесть
туда, его подпустили метров на триста
и расстреляли из нескольких пулеме-
тов. Не помогло и противопожарное
заполнение баков. Вертолет загорел-
ся и стал заваливаться влево. Коман-
дир скомандовал: «Прыжок!» и полез
за борт. Высота была 600–700 м над
подножием хребта. Парашют летчика-
штурмана Галашина открылся в по-
следний момент от взрыва вертолета.
Золотницкий не успел покинуть ма-
шину…
Капитан Шипунов тоже пытался
«сесть» на гребень хребта и отвернул
только после того, как от парашюта по
нему был открыт интенсивный огонь.
Шипунов снизился и приземлился не-
подалеку от костра вертолета Набо-
жинского, подобрал их с Галашиным
и только тогда пошел на базу.
Командир полка Горшков среаги-
ровал на происходящее должным об-
разом (он, конечно, доложил выше-
стоящему командованию, но энергия
принятых им мер была огромна). Весь
полк целиком переключился на район
Калата. Обе эскадрильи истребителей,
сменяясь в воздухе, начали непрерыв-
но бомбить и обстреливать террито-
рию душманского укрепрайона. Сы-
пали в основном кассетные бомбы.
Все скалы в том районе были черные
от них. После сброса бомб некоторые
летчики снижались и били по целям
из пушек.
Наши «двадцатьчетверки» повеси-
ли управляемые ракеты «воздух-зем-
ля» и тоже начали патрулировать в том
районе. Все активные огневые точ-
ки ПВО были подавлены. Т. е. завидев
«сварку» ДШК или ЗГУ, летчики тут же
«загоняли» к ним в окоп «Штурм» (на-
звание ракеты). Через несколько часов
всякое сопротивление было подавлено.
Духи стали бросать оружие и под уда-
рами с воздуха уходить из района.
На аэродроме начали собираться
подразделения мотострелковой бри-
гады и спецназ.
Где-то в два часа дня наша эскадри-
лья почти в полном составе высадила
на скалы укрепрайона десант. Сергей
Новиков стал летать ведомым с капи-
таном Профит (ведомый Профита за-
болел желтухой).
Профит нахально «пролез» на по-
зиции душманского ПВО и поставил
колесо своего вертолета прямо на бру-
ствер окопа. Пока он заходил на посад-
ку — справа по нему метрах в четырех-
стах начал стрелять ДШК. Серега начал
пикировать на него, нажимает кнопку
пуска ракет — пусто, все расстрелял.
Хлоп по спине Игоря Тугаринова —
стреляй, мол! Игорь орет: «Не вижу»! —
«Тогда просто стреляй!» Получилась
«психическая» атака. Серега продол-
жал пикировать, а Игорь лупил «в ни-
куда» длинными очередями. Когда до
ДШК оставалось метров сто пятьдесят,
духи бросили пулемет и побежали по
щелям кто куда.
За эти дела Новикова после опера-
ции представили к ордену «Красная
звезда». И, хотя Серега после гибели
Литвинова очень резко критиковал
Горшкова на партактиве и многие про-
чили Сергею полный закат карьеры,
полковник Горшков оказался на вы-
соте, и наградное представление было
подписано вместе с остальными.
Операция продолжалась чуть боль-
ше суток. Кроме заявленной цели — за-
брать тела погибшего пилота самолета
и нашего Золотницкого, было взято
такое огромное количество оружия,
что можно было вывозить больше-
грузными машинами. К тому же после
столь мощного и неожиданного на-
жима (операция началась экспром-
том и не было обычного согласования
с афганским руководством и соответ-
ственно — утечки информации) духи
беспорядочно бежали, не успев орга-
низовать сопротивление. Потерь среди
пехоты и спецназа не было. Я не знаю,
чего испугалось высшее командование
(если это не предательство). В самый
раз развить операцию и окончатель-
но ликвидировать душманские базы
в этом районе. Но последовал строгий
окрик сверху: «Прекратить!»
Все было «скомкано». Наскоро взор-
вали входы в пещеры с оружием и обо-
рудованием. Что могли — погрузили
в вертолеты и вывезли, что не могли —
столкнули в пропасть. И все.
 
ЖАРКИЕ БУДНИ ВОЙНЫ
С 24 июня начали с Наумовым ле-
тать на Гаджой. В апреле между Ка-
латом и Газни был поставлен гарни-
зон — батальон спецназа и батальон
обычных десантников. Гарнизон на-
ходился на высоте 1 800 м над уровнем
моря, у подножия горы, в 500-х метрах
от автодороги Газни — Кандагар. Ниже
палаток тянулись «окаменевшие» от
сухости грядки бывших тут когда-то
огородов шириной метров 200, дальше
текла узенькая речушка, за речушкой
пятиметровый обрыв, вырытый этой
же речкой. Примечательная особен-
ность этого гарнизона — тончайшая,
всепроникающая пыль. Пыль везде.
Афганистан — вообще пыльная страна,
но сразу при посадке в Гаджое физи-
чески начинаешь чувствовать на себе
ее слой. Командир батальона спецна-
за относился к нам, летчикам, очень
душевно и гостеприимно. Сразу по
прилете нам всегда предлагался не-
мудрящий ланч (обычно в виде каши
с чаем), но дорого внимание.
Если у спецназа возникали идеи по-
летать вокруг — мы летали. И не всегда
безрезультатно. Мы прозвали окрест-
ности «краем непуганых духов» (пока
они не привыкли к нашему соседству).
Один раз привезли двух взятых спец-
назом пленных. Они везли в банду зар-
плату — целая гора бумажных денег —
афгани, пакистанские рупии, иранские
риалы. Один из пленных — молодой
парень лет 20 — шел на простреленных
навылет икрах, опираясь на пожилого
духа. За ним оставался кровавый след
(полные калоши крови), но шел он сам,
не морщась.
Работаем по-прежнему много. От
четырёх с половиной до семи часов
налета в день. В таком режиме рабо-
тали все пары. В среднем, каждый из
нас налетал около 600 часов за год. На
этом фоне выделялся щуплый малень-
кий паренек-борттехник — Андрей
Ивкин. Спокойный, безотказный, ста-
рательный — он «ухитрился» налетать
1 200 часов. Его вертолет был всегда
«на ходу». Сам он тоже не болел. На
его вертолете несколько раз сменили
двигатели по износу. Кто везет — того
и запрягают.
Случались и оригинальные задачи.
Однажды меня «пристегнули» ведо-
мым к Мише Шашкову. На аэродром
приехали ребята в гражданке, кряхтя,
вытащили из уазика стокилограммо-
вую авиабомбу и втащили ее Шашкову
в грузовую кабину. Я заинтересовал-
ся такими «странными» действиями.
Оказалось — это «сюрприз» для душ-
манских саперов. Неразорвавшиеся
бомбы «их» саперы немедленно тащи-
ли к нам на автодорогу в виде фугасов.
Ради этого «Стрижи» нанесли по Талу-
кану (кандагарская «зеленка») мощный
бомбовый удар. Через минуту, пока
дым не рассеялся, мы с Шашковым
зашли на цель. И ребята выкатили ту
бомбу из грузовой кабины, за компа-
нию. Она на земле не взорвется, а когда
ее найдут «не наши» саперы — уши им
оборвет.
Середина июля. Группу наших
вертолетов Ми-8 послали в Шинданд.
Предстояла операция восточнее Ге-
рата. Вел группу подполковник Беля-
ков — заместитель командира полка.
Штурманом у него был Нурмухамет
Бикмаметов (в просторечии Коля) —
штурман эскадрильи. Очень способ-
ный, Коля был очень ленив, летал очень
редко и даже ленился склеить и под-
готовить собственные карты.
Пошли группой из шести пар: Бе-
ляков сразу «упал» на предел и взял
высокую скорость. Наша пара была
пятой, на тэшках. Больше 220 км/ч
я разогнаться не мог. Мы начали от-
ставать. Колонна пар растянулась на 10
километров.
Такого, в общем-то, не должно
быть. Вдобавок лентяй Бикмаметов
проложил маршрут через самую ши-
рокую кишлачную зону душманской
«Марджи» в районе Лашкаргаха. Когда
я это понял, очень занервничал. Мы
включили все наше оружие и стали
ждать неприятностей. Замыкающей,
шестой парой шли Шашков — Макаров.
Посреди Марджи вертолет Шашкова
продырявили из автомата Калашни-
кова в четырех местах. Перебили то-
пливный трубопровод. Миша, оставляя
шлейф, потянул на вынужденную на
пустырь, сразу за кишлаками. Пока
техники надевали дюрит на трубо-
провод, мы сорвали зло на духовских
кишлаках. Пришлось возвращаться
в Лашкаргах.
Утром на заре набрали 4 500 м
и верхом пошли через «Марджу» на
Шинданд. На земле были еще сумер-
ки, и было видно, как из треугольного
кишлака по нам бьют два ДШК. Как
красные жуки, трассеры сопровождали
каждый вертолет, гасли, пролетев 2/3
высоты. Неприятное зрелище, если
смотреть в роли мишени. Выручила
высота.
Пришли в Шинданд. Постановка
задачи выглядела «помпезно» — масса
схем со стрелами, все расписано по се-
кундам. Пожилой генерал благосклон-
но выслушал замысел операции, «бла-
гословил» своей подписью и вышел,
снисходительно кивнув местному зам-
комэске, которому предстояло утром
вести группу: «Ну, вы тут уточните де-
тали…» Майор походил молчком пять
минут. Дождался, пока свита генерала
уберется за пределы слышимости.
«В общем, так, мужики, то, что слы-
шали, — забыть и похерить! Действо-
вать будем так, так и вот так». Трех-
минутный инструктаж единомыш-
ленников заменил часовую «бодягу»
бюрократов.
Высадка прошла четко, как по но-
там (по нотам майора). Он, конечно,
рисковал, но риск оправдался — мы все
сработали без потерь. Может, его и не
хвалили, но победителей не судят.
 
«НОВЫЕ РОДЯТСЯ
КОМАНДИРЫ»
Несколько дней работали в своем
районе. 23 августа пошли сопровождать
четверку Ми-6 на Кабул. В этой связи
вспоминается как веха — в начале ав-
густа полковника Горшкова сменил на
посту подполковник Филюшин. К со-
жаленью, не помню имени-отчества.
Личности и стиль руководства этих
людей очень разнились. Подполковник
Филюшин был уже не барин, но и не
новатор. Он преспокойно летал в гру-
зовой кабине, но считал нормальным
заставить летчиков собирать окурки
по всей территории (хотя в солдатах
не было недостатка). Мало того, он пы-
тался заставить нас заниматься этим
на чужом аэродроме. При Филюшине
расцвела буйным цветом всяческая
бюрократия и буквократия.
Мы стали исписывать горы бума-
ги. Причиной всех наших потерь он
определил «неумение» и «нежелание»
летного состава дешифровать сред-
ства объективного контроля. В нашем
случае это были пленки САРПП-12.
С нами провели строгие занятия и на-
чали жестко взыскивать за лишний
градус крена или тангажа, отмеченный
на пленке. И это — на войне!
23 августа после взлета группы
у меня погасло табло САРПП-12. Па-
мятуя о взыскании, я сразу же доло-
жил. Руководитель полетов, памятуя
о том же, тут же сажает всю группу. Мы
снова дозаправляемся — все шесте-
ро — и снова взлетаем. То, что истрачен
впустую целый бензовоз оплаченного
солдатской кровью привезенного из
Союза топлива — никого не волнует.
Пришли в Кабул и сразу же — на Газ-
ни. Целую неделю работали на Газни
и Гардез. Иной раз по два раза в день.
Ходили обычно на 4 800–5 200 м над
уровнем моря. Однажды правее на-
шего пути из кишлачка по нам начали
стрелять — мы ясно увидели «сварку».
В азарте я подвернул немного пра-
вее и «навесом» выпустил несколько
залпов. Попасть, по-моему, не попал
(стрелять «навесом» — дело неблаго-
дарное). Но что там началось! В ответ
засверкало штук пять или шесть «сва-
рок»! Мама моя! Сразу левую ножку до
упора и со скольжением, и с набором
в сторону — поближе к группе (хорошо
еще, высота большая — над рельефом
2,5–3 км — тяжело попасть).
Прилетели в Кабул. Естественно, ни-
кто не бросился нас там заряжать — мы
там в командировке и чужие. Метрах
в двухстах от нашей стоянки лежали
штабеля с «НУРСами» — шла операция
в районе Алихейля (120–150 км к юго-
востоку от Кабула). «Кабульцы» с «кун-
дузцами» снарядов не жалели. С нами
тоже без проблем поделились. Но вот
тащить на себе ящики со снарядами на
1 850 метров над уровнем моря — это
тяжелая работа, сто раз пожалеешь, что
кнопку нажал.
 
МИГ ВОЙНЫ
В один из дней перед входом в сто-
ловую встречаем Виктора Лавецкого.
Наш земляк из Магдагач. В то время он
служил в Джелалабаде штурманом зве-
на. Виктор имел очень «встрепанный»
вид, в руках держал окровавленные
штаны. На наши вопросы после при-
ветствий рассказал драматическую
историю. Оказывается, его и осталь-
ной экипаж привезла поисковая пара
после катастрофы. Они заходили на
вершину горы в районе Алихейля на
высоте 2 900 м над уровнем моря. Ко-
мандир звена промахнулся на «тря-
сучем» режиме — вертолет просел до
вершины (видимо, от нисходящего по-
тока) и зацепил хвостовым винтом
за кедр. Бортовой техник в это время
стоял в дверях и руководил заходом.
Увидев, что «хвоста» больше нет, он
просто спрыгнул вниз, успев, правда,
сообщить об этом экипажу. Лавецкий
сразу после этой «новости» расстегнул
привязной ремень и попытался убе-
жать из кабины. Но вертолет, потеряв
винты, уже катился по склону. Голова
и плечи Виктора оказались в грузовой
кабине, а ноги — в пилотской, где они
до крови «побились» об электровыклю-
чатели и другие выступающие предме-
ты. По голове Виктору тоже перепало,
но он был в ЗШ.
После нескольких оборотов фюзе-
ляж вертолета уперся в ствол дерева,
начал гореть. От открытой двери гру-
зовой кабины светлела только узкая
полоска свободного пространства. Ви-
тюша проскочил в нее как намылен-
ный — ужом. Отбежав от вертолета на
длину размотавшегося за ним парашю-
та, в состоянии «ступора» он некоторое
время ждал, когда отгорит парашют.
Пока сообразил, его просто отстегнуть.
А вот два пассажира оказались ме-
нее ловкими и сгорели. Грех осуждать
экипаж — счет шел на секунды. В ана-
логичной, просто зеркально анало-
гичной ситуации сгорел за компанию
с пассажирами мой однокашник Сер-
гей Штинников. Он успел выскочить из
уже горящего вертолета, но командир-
ское чувство долга… Два пехотных ка-
питана остались в машине. Он пытался
кого-то спасти, глотнул черного дымка
и сгорел вместе с ними.
 
ВЫСАДКА ДЕСАНТА
11 сентября началась операция
в 110 км вверх по Гильменду от Лаш-
каргаха. Как всегда, все начиналось
с высадки тактического воздушного
десанта. Узкая долина с севера на юг.
Шесть площадок десантирования. На-
шему звену достался самый южный
кишлак Нау-Зад. Звено было сборным:
первая пара Лапицкий — Новиков, вто-
рая Наумов — Емшанов. Все звено на
Ми-8т. Максимальная загрузка — 8 де-
сантников. После взлета выстраиваем-
ся в боевой порядок — колонна пар —
и идем в район. После кандагарской
«зеленки» должны были снизиться, на
подходе к району проскочить в доволь-
но узкие «ворота» в горной гряде, затем
разлететься по площадкам.
Подняли в полтретьего утра —
в лучших советских традициях, со все-
ми «ефрейторскими» зазорами. На
аэродроме долго — около двух часов —
ждали вылета. Наконец начали запу-
скаться и выруливать.
Нашу группу в 24 Ми-8 ведет ко-
мандир полка Филюшин. Группу
Ми-24, почти такого же количества,
ведет сзади заместитель командира
полка подполковник Беляков. Идем на
4 800 метров над уровнем моря, прямо
по самой широкой части кандагарской
«зеленки». Командир «плюет» на душ-
манское ПВО. Как никого не сбили?
Удивительно! Прошли «зеленку», сни-
жаемся. Что такое? Ведущий занимает
400 метров. И на этой высоте собирает-
ся вести группу? Это уже серьезно. На-
умов летит минуту за первыми двумя
парами и снижается до 10–15 метров.
Так и идем дальше. Две пары «гордо
реют» на 400 метрах, остальные «сте-
лются» на предельно-малой.
Пришли в район роспуска. Ныряем
в щель между скалами, поворачиваем
на юг. Я замыкающий в звене. Сно-
ва в экипаже Игорь Пух. Сидим в ЗШ.
«Броники» никто не озаботился тащить
на аэродром. Я взял фотоаппарат «Зе-
нит» — поснимать на высадке.
Видимость плохая. За три минуты
до нашего прибытия оглушающий удар
нанесли две эскадрильи «Стрижей».
Пыль, дым, носятся обезумевшие го-
луби. Вытягиваемся в колонну, от ве-
дущего звена до замыкающего — 1,5–2
километра.
Идем по правой стороне узкой до-
лины между двумя горными гряда-
ми. Ветер дует нам в спину. Значит,
садиться придется с разворотом на
180º — против ветра. Прямо к ним на
огороды — других площадок нет.
Капитан Лапицкий начал разворот.
И тут я впервые услышал, как флегма-
тичный, словно удав, Лапицкий воз-
бужден до крайности. Заикающимся
голосом Володя сообщает нам, что нас
там ждет «сильное противодействие»
(кто бы мог подумать).
Следующим на посадку идет Сергей
Новиков. Тоже взволнованно, но уже
более внятно он сообщает, что метров
с 200–300 бьют три пулемета, причем
один крупнокалиберный.
Третьим на посадку идет Юра На-
умов. Резко, в матерной форме он упо-
минает наше опоздавшее прикрытие.
Олег Тараненко рассказывал потом,
что садились они в пулеметную трас-
су. Пулеметчик все время уменьшал
упреждение, а Юра гасил скорость —
трасса все время стояла перед каби-
ной. Наконец перед самой посадкой
у духа, видимо, кончилась лента. Они
плюхнулись в пыль на грядки. Скорее
всего, пыль нас и спасла. Стреляли поч-
ти в упор.
Пришел наш черед. Я сдвинул
блистер до упора, велел борттехнику
заранее открыть входную дверь. Ну,
с Богом! С креном градусов в 35º за-
кручиваю левый разворот. Впереди
по земле вздымаются трехметровые
фонтаны. В открытый блистер слыш-
но: «Ду-Ду-Ду!» — ясно, лупят из ДШК.
Прямо в развороте веером выпускаю
три ракетных залпа, не целясь, — в сто-
рону кишлака. Резкое движение орга-
нами управления — вертолет, задрав
нос, содрогаясь, «сыплется» на грядки.
В голове мелькают две мысли: «Только
бы не “разложить”… Только бы не “раз-
ложить”…», «Дурак, что бронежилет не
взял…»
Касаюсь колесами грядок, держу
машину на «шаге» (вертолет только
касается земли колесами, не опираясь
на них). Резко кричу в СПУ: «Десант!
Пошел!!!» Их дважды уговаривать не
надо. Один за другим прыгают, отва-
ливают в сторону и сразу ложатся. В от-
крытый блистер несет в лицо всякую
грязь. Вокруг вертолета фонтанчики
от пуль. Я весь — комок нервов. Жду,
когда спрыгнет восьмой десантник.
Все! Резко отрываю машину от земли
и в разгон скорости без зависания. Ды-
шать начинаю, кажется, только через
километр-полтора.
Докладываю ведущему, мол, на ме-
сте, порядок. Осматриваемся изну-
три — вроде все в порядке, во всяком
случае пока. Через пять километров
навстречу проскакивает в сторону Нау-
Зада пара Ми-24 (наше прикрытие?).
Доносится голос Белякова: «Та-ак, где
тут эти ДШК?» Через двадцать секунд:
«Ах! Чтоб твою мать!..»
Здесь духи не сплоховали. Пробиты
баки, он, оставляя топливный шлейф,
тянет подальше от Нау-Зада на вынуж-
денную. Командир полка (он же веду-
щий и старший группы), не подав ни-
каких команд, оставляет группу и идет
к Белякову парой что-то выяснять.
Двадцать два вертолета Ми-8 вста-
ют в один большой круг на пустыре на
высоте 15 метров и, согласно приказа,
ждут, когда ведущий поведет группу на
аэродром Лашкаргаха.
Делаем один полный оборот — ти-
шина. Заканчиваем второй — никто
не руководит. Приданные нам «шин-
дандцы» начинают ворчать: «Да у вас
в группе есть главный или нет?!»
Замкомэска летает внутри круга
и по бортовым номерам (!?) пытается
найти командира. Сам командовать
не спешит. Идем на третий круг (один
хороший миномет и нам достанется).
У меня тоже не выдерживают нервы,
докладываю: «277-й, возможны про-
боины, надо уходить». Наумов взрыва-
ется нервной тирадой.
Тут раздается спокойный, уверен-
ный голос Александра Профита: «Я, де-
вятьсот сороковой, принимаю коман-
дование на себя, все за мной!» И — он
выходит из круга. Колонна пар вытяги-
вается за ним. Мы снова оказываемся
третьими. Пара замкомэска четвертая.
Летим на предельно-малой высоте.
В этом «бардаке» я уже не полагаюсь
ни на кого, когда справа или слева ока-
зывается кишлачок, я тут же меняю пе-
ленг, т. е. перестраиваюсь внутри пары
так, чтобы было удобно открыть огонь
в случае чего. Все это было мне потом
вменено в вину как смертный грех.
Прилетели в Лашкаргах. Первым
делом осмотрел машину — удивитель-
но, но ни одной пробоины. Тут мне
повстречался летчик-штурман замко-
мэска.
Я в довольно резкой форме выска-
зал свое мнение о морально-психоло-
гических и командирских качествах
его командира.
Заправляемся, заряжаемся, гото-
вимся везти вторую «волну» десанта.
В 1990 году под Ачинском мне по-
встречался майор — это он тогда вы-
саживался с моего борта старшим лей-
тенантом в Нау-Заде. Под огнем они
провели еще минут 15–20. Потом по-
дошла дежурная группа поддержки из
8 штурмовиков Су-25, сделала по этому
кишлачку три свирепых захода — и все.
Всякое сопротивление прекратилось.
Прилетел командир полка. Всех по-
строили для разбора. Командир вы-
глядел озабоченно, смотрел в землю.
Беляков прилетел самостоятельно.
Баки протектированные, и через не-
которое время резина почти затянула
пробоины — топлива ему хватило до
Лашкаргаха.
Наша пара во второй высадке не
участвовала. Нам погрузили ране-
ных — повезли их в Кандагар. Дома
разгрузились. Еще раз слетали на обе-
спечение БШУ — на один часок. На-
скоро «повозили» ложками в столовой
и спать, спать…
Через пару часов меня будит зам-
комэска — мол, зайди ко мне в комна-
ту. Захожу. Там все в сборе. Штурман
Бикмаметов, замполит Парамонов
и начштаба Бегучев. Ну, — говорят, —
повтори. Повторяю: «Вы, майор Ко-
ряковский, трус и от командования
группой уклонились». Добавил пару
слов и вышел.
Вечером мне устроили целое суди-
лище. Инкриминировать мне ничего,
кроме самовольного перестроения,
не смогли (хотя в колонне пар с дис-
танцией между парами 300–400 м я со
своим перестроением никому не ме-
шал и опасности никого не подвергал).
Замкомэска официально отстранил
меня от полетов. Быстренько приду-
мал и вписал в карточку штук пять
взысканий и подал командиру рапорт,
что, пока я в воздухе, он ни за что не
ручается. Мало того — все наше звено
за высадку под огнем получило благо-
дарность, я один — строгий выговор.
Когда все это «озвучили» перед стро-
ем — народ весело заржал. Настолько
несообразно это выглядело. «Ну, — сме-
ются, — Слава, ты и здесь ухитрился
идти не в ногу…»
Смех смехом, а бумага пошла. На
другой день вызвал подполковник Фи-
люшин. На столе — мое личное дело.
Рассказал — как есть. Комполка ра-
порту замкомэска хода не дал, осталь-
ное оставил на усмотрение командира
эскадрильи.
Командир эскадрильи подполков-
ник Устинов после тяжелейшей желту-
хи несколько месяцев лежал в госпи-
тале, был списан с летной работы, но
вернулся в Афганистан и продолжал
командовать. В данный момент он
на месяц был командирован в Лаш-
каргах руководить полетами. Так что
пришлось набраться терпения. Один
интересный момент. Когда при Горш-
кове Устинов уезжал в госпиталь — ко-
мандовать эскадрильей вместо себя
он почему-то оставил не своего за-
местителя, а командира звена капита-
на Профита. И тот, в общем, неплохо
руководил больше двух месяцев. Со
сменой руководства полка сменились
и порядки. До 29 сентября я ждал Усти-
нова. Не баклуши бил, конечно, через
сутки-двое ходил в различные наряды.
Еще раз о Профите. В июле северо-
западнее Кандагара у одной эмтэшки
срезало «гибкий валик» на двигателе.
До ночи заменить валик или двига-
тель не успевали, а ночью вертолету —
«кранты». Профит принимает решение
перегнать «аппарат» на одном двигате-
ле. Мой однокашник Валера Садовни-
ков, бывший у него «правым» пилотом,
рассказывал, что уперся ногами в при-
борную доску, когда вертолет, вяло рас-
качиваясь, потеряв обороты несущего
винта, медленно потянул на базу. Про-
фит долетел до аэродрома. Что говорит
о личности и мастерстве пилота.
Вертолет отремонтировали, и его-
то Женя Михненко и спалил в Гаджое
через неделю.
Михненко простили в середине сен-
тября. Тут как раз подоспела операция
в Панджерском ущелье, и Жене оказа-
ли «высокое доверие».
На смену убитому Игорю Золот-
ницкому прибыл лейтенант 21 года из
Торжка. Юра Денисов. Молоденький
улыбчивый паренек. Мы так его и про-
звали — Торжок.
В середине сентября из нашей эска-
дрильи сколотили группу во главе с Ко-
ряковским и послали в Баграм (я, как
отстраненный, оставлен дома).
Не долетев до Газни, у Жени Мих-
ненко (на «торжковской эмтэшке»)
спомпажировал двигатель (пом-
паж — режим возникновения воздуш-
ной пробки в компрессоре — ведет
к разрушению двигателя). Капитан
Михненко вырубил спомпажировав-
ший двигатель и на одном, пролетев
60 км, сел в Гаджое. Михненко обви-
нили в трусости — ему не поверили.
Женя был оскорблен до глубины души.
Пришлось доказывать, что неисправ-
на была именно машина. С большим
трудом, очень резко сработав орга-
нами управления, ему все же удалось
в контрольном полете загнать машину
в преднамеренный помпаж (что на
исправной машине в принципе невоз-
можно). Причиной была изношенность
лопаток компрессора. Но от участия
в операции Михненко отстранили.
Торжок рано радовался. Через два
дня бригада техников сменила ему
двигатель, и экипаж капитана Силан-
тьева погнал вертолет на Баграм.
Всех перипетий операций не пом-
ню — не присутствовал. Но однажды
при возвращении с высадки десанта
в пяти километрах от Баграма вер-
толет Силантьева сбила ракета ПЗРК.
Летчик-штурман Рябоконь по команде
командира сразу же покинул машину.
Сам Силантьев некоторое время ждал
Торжка и, только поняв, что дальше
ждать не имеет смысла (вертолет пере-
вернется), покинул машину. У Коли
Силантьева обгорели руки (он был без
перчаток и ЗШ) и голова с шеей.
Группу вел замкомэска. Борттехни-
ком у него был проживающий в нашей
комнате Игорь Тугаринов. Мы его по-
том подробно расспросили.
При получении доклада о пораже-
нии Силантьева замкомэска доложил
о малом остатке топлива и пошел на
посадку. Остаток топлива у него был —
440 литров — полный расходный бак
(свидетельство Тугаринова). Это у ве-
дущего. Хватает на 23 минуты с посад-
кой по-вертолетному. У ведомых всегда
топлива меньше на 10–15% (они чаще
орудуют рычагом шаг-газ). Ведомые
баграмцы даже без всякой команды
замкомэска, наплевав (или, наоборот,
точно зная расход топлива) на остаток,
снизились и вытащили за воротник
демисезонки Силантьева с Рябоконем.
Торжок погиб.
Подполковник Устинов вернулся
с Лашкаргаха на базу. Я поплакался
«папе» на произвол его заместителя.
Устинов выкинул в мусорное ведро
лист взысканий, заполненный замко-
мэска, и допустил меня к полетам.

  • 2

#4 ww2.ru

ww2.ru

    Младший унтер-офицер

  • Член клуба форума
  • Состоит в клубе 5 лет 6 месяцев
  • 301 сообщений
  • На форуме: c 2017 г.
  • Город:Москва
  • Россия

Отправлено июл 04 2019 16:47:14

КРАЙНЯЯ ОПЕРАЦИЯ ПЕРЕД

ЗАМЕНОЙ
Наша пара вновь участвует в воз-
душных налетах. Приятно смотреть
на работу «грачей». Они без лишней
суеты подходят (скорость у них око-
ло 500–600 км/ч) и двумя четверками
спокойно начинают работать (штурмо-
вик — машина бронированная и даже
на крупнокалиберные пулеметы пле-
вать хотела). На штурмовиках лазер-
ные дальномеры, и бьют они очень
точно — ущелье начинает «зарастать»
серым дымом.
8 октября снова высадка тактиче-
ского десанта километрах в 80 севернее
Лашкаргаха. Высаживаем десантников
вокруг горного массива, круглого по
форме, высотой над рельефом 800–
1 000 м, с сыпучими, крутыми склона-
ми. Летим штатным звеном, во главе
звена Шипунов. Первую волну выса-
живаем совсем без помех. Через 1,5
часа привозим вторую. Высаживаем
ее там же, у подножия горного масси-
ва. Все звено начинает бить ракетами
по голому откосу. Про себя думаю —
«если духи где и сидят, то на гребне,
а не на голом склоне». Задираю нос
и с кабрирования даю залп по гребню.
Из восьми НУРС вылетает только один
(остальные — некондиция). НУРС по-
падает точнехонько в гребень обрыва.
Там тотчас же загораются три красных
дыма (свои, значит). Наши успели туда
забраться. У меня внутри все остыва-
ет. «Ну, — думаю, — все. Сейчас начнут
«блажить» — забирайте убитых-ране-
ных, а мне трибунал».
Пронесло. Осколки никого не за-
дели. Но желание куда-либо стрелять
у меня отшибло напрочь.
Летали каждый день. 15 октября:
1-й полет — ПСО южнее Кандага-
ра — обеспечение удара «грачей»;
2-й полёт — ПСО в пустыне;
3-й полет — на первый батальон за
раненым;
4-й полет — в район Аргастана со
спецназом. Общий налет — 4 часа.
17 октября вечером на построении
Устинов зачитывает боевой расчет
на завтра и предстоящую операцию
в районе Шинданда. Первая пара Фи-
люшин — Емшанов. Наумов отдыхает.
Все знают — это наша крайняя опера-
ция. В начале ноября — замена. Лететь
не хочет никто. До тошноты. Но девать-
ся некуда.
Со мной летчиком-штурманом
летит Рифат Кутузов. Анвар заболел.
Решаю взять бронежилет. Я лечу на
тэшке. Нормальная, не сильно дохлая,
да и высаживать предстоит на равнине
до 1000 метров над уровнем моря.
Снова подъем в 2:30. Пробуем
машины, снова доливаем, ждем. На
северо-востоке, чуть правее по кур-
су ВПП встает красный шар солнца.
Пара Миг-23 с ревом взлетает и делает
разворот прямо на солнце. Ведомый
цепляет ведущего, вспыхивает — ката-
пультируется. Ведущий с поврежден-
ными баками, оставляя белый шлейф,
сразу садится.
Пара ПСО Коваль — Севостьянов
взлетает, привозит летчика. Начало
дня многообещающее.
Наконец, команда — запуск.
Набираем 4 800 метров — ложим-
ся на курс в сторону Шинданда. Нас
летит большая группа. Около 30 Ми-8
и Ми-24.
Где-то в районе Диларама (на сере-
дине пути) начинаем слышать радио-
обмен Шинданда (позывной Янтарь).
Группа «стрижей» перелетает с Багра-
ма на Шинданд (с востока на запад
Афганистана). Руководитель с Янтаря
работает с заходящими экипажами.
Вдруг, не очень уверенно один
заявляет: «486-й, частично потерял
ориентировку…». Никто не обращает
внимания. Второй доклад, уже со зло-
стью: «486-й, потерял ориентировку!»
Тишина в эфире. РП (руководитель)
осторожно спрашивает: «486-й, ваше
место?». 486-й взрывается: «Мать вашу
так! Если бы я знал свое место!» Сно-
ва тишина, чей-то голос: «Наверное,
он в Иране…» Руководитель с рыком:
«Всем молчать!» Осторожно спраши-
вает летчика: «486-й, что под вами —
горы или пустыня?» В ответ отчаян-
ный голос пилота: «Я не знаю, у меня
8 тысяч». РП вкрадчиво рекомендует:
«486-й, возьмите курс на юг». В ответ
нервное: «На юг не пойду, я там уже
был, там незнакомые аэродромы!» По-
том добавляет: «У меня топлива на
двадцать минут». Полнейшая тишина
в эфире. Мы в экипаже переглядыва-
емся. Интересно, где же это он летает
и где его потом искать.
Через минуту голос руководителя
с кандагарского аэродрома: «486-й,
Я Мирвайс, вас наблюдаю, азимут…
удаление… возьмите курс такой-то…»
Летчик от возбуждения, видимо, за-
был все позывные: «На фиг Мирвайс,
мне Кандагар нужен…». РП с Кандагара
умиротворяюще: «Да я, я — Кандагар,
успокойся, азимут… удаление…»
Наконец «блудный» Су-17 садится
в Кандагаре. Все вздохнули с облег-
чением. РП «Янтаря» с чувством: «Ну,
слава тебе, Господи…»
Как потом оказалось — там летели
два начальника, оба пилота первого
класса — забыли согласовать курсовую
систему. За эту «прогулку» по Пакиста-
ну их потом понизили в классе.
В Шинданде поселили в клубе —
в зрительном зале. В октябре уже не
жарко — по ночам так вообще хоро-
шо. Готовимся к высадке на западных
окраинах Герата. Готовимся три дня
(по опыту, духи уже все знают и поста-
раются унести оттуда ноги).
23 утром перелетаем на аэродром
Герата. Там грузимся десантом. Ко мне
садятся 8 человек. По плану высажива-
ем две волны по 24 Ми-8. Прикрытие —
почти столько же Ми-24. Взлетаем. Ве-
дущий начинает разгонять скорость
и вдруг гасит ее до 160 км/ч. Мы уже
привыкли пристраиваться на догоне,
поэтому подобный маневр вмиг вы-
зывает неразбериху.
Мне легче всего, я первый ведо-
мый — просто прижимаюсь к ведуще-
му 50х50 м, как в Союзе. Остальным
гораздо труднее — «гармошка» сжи-
мается так, что некоторые оказывают
впереди командира полка, некоторые
отваливают в сторону и вверх — в об-
щем, куча мала.
Наконец кое-как разбираемся. Ко-
мандир разгоняет до 200 км/ч. Идем
колонной пар, довольно плотно. Впе-
реди идет восьмерка Ми-24, справа
и слева — тоже прикрытие.
Пришли в район. Там и сям по-
хожие на муравейники кишлаки. За
тысячу лет налепили друг на друга.
Пойма реки Герируд — единственная
плодородная земля вокруг. Еще не рас-
сеялась пыль после удара истребителей
и установок «Град». Стаи обезумевших
голубей, на земле валяются запчасти от
ракет «Град». Наше прикрытие никому
не позволяет нас обидеть и с «хрустом»
начинает «разламывать» «муравей-
ник» справа от нас.
Когда летишь такой армадой, не-
вольно возникает чувство гордости за
Державу. Кто пойдет против нас? По-
ходя в порошок разотрем.
Высадка происходит без помех.
Один раз возник фонтанчик под хво-
стом у ведущего. Откуда стреляли, я не
увидел, а дух не стал повторять.
Возвращаемся и, не выключаясь,
грузим вторую волну. Замыкающий
группы Ми-8 Женя Михненко спраши-
вает ведущего: «Мне десанта не хвати-
ло, что делать?» Филюшин, помедлив:
«Слетай для количества…» Вот ни фига
себе! В воздухе и так тесно, в самый раз
для количества летать.
Выбрасываем вторую волну, са-
димся в Герате — вовсю горит табло
аварийного остатка. Ездят топливоза-
правщики, открыты капоты, суетятся
техники. Я забрался на втулку несу-
щего винта (как у нас говорили — на
пальму) — смотрю, где остановится
бочка с кипятком. У меня наготове
восьмисотграммовая кружка и паке-
тики с чаем и сахаром.
Рядом с нами — на перроне аэро-
порта — афганская воинская часть
чего-то празднует: построение в па-
радной форме, носят взад-вперед свое
красно-зелено-черное знамя. Наша
война их не касается.
Следующие три дня обслуживаем
высадившиеся части. 28 октября сно-
ва большой группой везем десант. На
этот раз высаживаем в 50 км западнее
Герата — в районе населенного пункта
Зиндаджан.
Высадка прошла спокойно. Еще
в воздухе Филюшин начинает назна-
чать пары, кому предстоит остаться
и продолжать работать в Шинданде.
Я спокоен — поскольку я сейчас ве-
домый командира, уж он-то лишнего
здесь не задержится. Потом все пере-
игрывают — принято решение отпра-
вить всех «кандагарцев» домой.
Садимся в Шинданде, заправляем-
ся, забираем всю наземную обслугу —
техников, поваров, официанток, наби-
раем над точкой высоту и с попутным
ветром — в Кандагар.
Это был последний раз, когда я ле-
тал в одной группе с подполковником
Филюшиным. Он погиб в конце ноября.
Севернее Лашкаргаха километрах в 120
был сбит на Миг-21 наш генерал — со-
ветник. Срочно началась операция по
эвакуация тела. Филюшин руководил
операцией с пилотского сиденья Ми-8
на 300-х метрах высоты. 300 метров
высоты в то время в Афганистане было
самоубийством. Надежней всего была
предельно-малая высота — 10–15 м,
можно было набрать 5 000 м. Филю-
шин сгорел вместе с экипажем. Наша
эскадрилья к этому времени уже была
в Союзе.
 
ДОМОЙ
С возвращением на базу работа
не закончилась. Практически каждый
день мы с Наумовым летали на ПСО
ударов истребителей, обеспечение ра-
боты спецназа, на воздушную развед-
ку.
Крайний полет мы сделали 5 но-
ября. Летали сопровождать Ми-6
с грузом на Гаджой и обратно. Когда
шли обратно, у одного из наших по-
допечных случился какой-то отказ.
«Ну, ну — думаю, — давай, родной, тяни
уж как-нибудь на базу. Совсем нам не
хочется сейчас воевать…» «Родной» не
подвел, дотянул, и вся эта свистопляска
со спасением экипажа и вертолета не
состоялась.
Пятого, после обеда, прилетели
наши заменщики. Радости нашей не
было границ. Игорь Тугаринов проя-
вил чудеса предприимчивости и где-то
сменял на литр спирта наш комнатный
магнитофончик, к всеобщей нашей
радости.
У меня были и личные причины ра-
доваться. На торжественном собрании
7 ноября мне вручили орден «Красной
Звезды» и капитанские погоны.
Наконец все наши дела закончены,
чемоданы собраны, за нами пришел
самолет Ан-12.
Тепло прощаемся со всеми, грузим-
ся в трюм Ан-12 — до свидания, Афга-
нистан.
Хотя на троих была одна кислород-
ная маска — все были радостно возбуж-
дены — домой летим!
Колеса касаются полосы в Ташкен-
те. На весь самолет дружно кричим:
«Ура-а!» Родина встречает нас мелким
теплым дождичком — хорошо-то как…

 

http://www.zhurmir.r...od-kandagarom-0


  • 3




Рейтинг@Mail.ru Индекс цитирования
Форум антиквариата и военной истории © 2002-2024